Хоспис

Леша замер. Ему показалось, что он слышит голоса и назойливый треск звонка. Такой звук раздавался когда кто-то умирал. Сейчас откроются двери лифта, и ещё одно тело отправится в вечный путь по прямой. Подвал, и крематорий.

— Я хочу побыть здесь один.

Маша злилась. Злилась, когда Леша вызвал такси и помог усадить Олега. Злилась, когда в лапы водителя попало слишком много денег. Она дырявила мужа взглядом, словно говорила «Я жду твоих извинений!». Это ощущение не проходило ещё какое-то время, а потом Леша снова вошел в больницу.

Голоса… Голоса повсюду. Рвутся из памяти и рисуют картины. Говорят ни о чем — перед тем, как умереть, больные обычно впадали в бред, а после смерти быстро разлагались. Их имена шептал ветер — сотни, а может и тысячи.

Леша поднялся на третий этаж и остановился у заветной двери. Войти или нет? Он специально отправил жену восвояси, чтобы никто не мешал его чувствам. Войти! Рука падает на ручку, раздается щелчок и тысячи осколков прошлого сливаются в одно.

«Кабинет моего отца».

Войдя в кабинет, Леша испытал настоящий шок — ему показалось, что за ширмой, разделяющий помещение на две части, кто-то стоит. Тень манекена поразительно похожа на сгорбленного человека, а веревки, торчащие из шеи — на усики фонендоскопа. В детстве, Евгений Петрович объяснял сыну на этом макете, как устроены внутренние органы.

«Он хотел, чтобы я стал врачом».

Взгляд Леши упал на шкаф в дальнем конце кабинета. Множество банок, покрытых плесенью, в формалиновой закваске спят удаленные опухоли — мелоидная саркома, эпителиальная карценома, целый мозг, скукоженный до размера яйца — видимо, он принадлежал ребенку. Зачем отец это хранил? Быть может, для изучения?

Из окон открывался вид на маленький, больничный дворик. Лешкина душа будто бы покинула тело и спустилась вниз, туда, где влажная земля всё ещё хранит отпечатки чьих-то ботинок. Она парила над разбитой беседкой, где раньше курили санитары, над узкой дорожкой, уводящей неизвестно куда. Когда-то стены внутреннего двора были выкрашены в желтый, но теперь от него остался лишь бледный цвет поминальных свечей. Душа вернулась назад, и Леша едва устоял на ногах.

Хоспис разрушился, погиб вместе с последним пациентом. И самое жуткое, что этот гроб в сто четыре окна отнял у Леши и его матери самого близкого человека.

Отец провел здесь большую часть жизни. Он жил, ел и спал среди этого дерьма. Среди того, что у нормального человека вызывает отвращение. Каждый день он копошился в изьеденных до черна внутренностях, пальцы сжимали скальпель, стопы касались грязных полов, пахнущих хлоркой. Нет! Это не призвание, это одержимость!

Но было ещё кое-что. Леша почувствовал это ещё на пороге. Тогда он велел внутреннему голосу замолчать, но сейчас это был не просто голос, это были картинки… будто черно-белые фотографии сна.

«Я низачто не спущусь в подвал»

Лестница опускается вниз, мимо детского отделения, мимо двери в операционную.

«Я ни за что не спущусь в подвал».

Двери лифта приоткрыты, будто губы подохшей рыбы. Из шахты дует сквзоняк.

«Я ни за что не спущусь в подвал».

Здание обесточено, и уже на пути вниз, на нулевой этаж, Алексей воспользовался зажигалкой, и пламя осветило мрачные своды морга.

«Я ни за что… я уже здесь»…

До сих пор пахнет скуровицей. В тусклом свете маленького огонька пространство искажается, предметы теряют свою сущность. Леше показалось, что вымощенный мелкой плиткой пол сделан из человеческих зубов. Гнилые и желтые, со сбитыми пломбами. Чтобы разуверется в этом, Леша даже присел на корточки. Как здесь холодно? Почему пламя не гаснет? Оно словно хочет, чтобы я пошел дальше.

А что дальше?

Крематорий.

Если морг — это чистилище, то рот огромной печи — это врата в ад. Многие годы она проглатывала трупы, и пережевывала их огнем. Сейчас печь молчала. Леша приблизился к ней, и затаил дыхание. На её губах отложили личинки какие-то насекомые.

«Папа! Папа! Там внизу»…

«Не болтай глупостей! Кто разрешил тебе спускаться туда?!»

Тридцать лет назад Леша стоял на этом самом месте. Он пробрался в крематорий в тайне от отца, и замер перед огромной печью. Здесь все было точно также — в тот день ещё никто не успел умереть, поэтому от печи исходил непривычный холод. Темнота внутри неё казалось космической, и маленький Леша, как завороженный вглядывался в её недра, а следующие секунды запомнил на всю оставшуюся жизнь.

Из темноты донесся елеслышный шепот «Помоги мне»….

— Что?! Кто там?

Мальчик безумно перепугался. Этот голос… он словно слышал его раньше. Он исходил из самых дальних глубин печи, а может, и ещё дальше.

— Помоги мне… Мы здесь, мы все здесь…

Мальчик отпрянул от печи. Не рассчитав силы, он повалился на пол и стер о плитку нежные ладони.