Молчаливая разлучница

— Мои соболезнования, — сказал я, чтобы хоть как-то нарушить тишину.

Валентина кивнула.

— Ты… вы не можете говорить? — спросил я, стараясь снова не встретится с её открытым, пленяющим взглядом. Она опять ответила кивком.

В моей голове роились противоречия: На «ты» называть её неудобно, на «вы» — как-то странно. Валентина была женой моего деда и прожила с ним двадцать с хвостиком лет. Но смотря на неё, я не мог дать вдове больше девятнадцати, а то и восемнадцати полных годков.

Я поднял взгляд, чтобы спросить ещё о чём-то, и вновь попал в ловушку её глаз. Снова стал до безумия очарованным ею, на этот раз даже сильнее прежнего. Это чувство отрешённого благоговения завладело всем телом, и лишь где-то на задворках сознания мой разум бил тревогу от первобытного ужаса, чернеющей жути, что окутала в тот момент всю кухню.

Вдова медленно стала на ноги и неспешно начала обходить стол, при этом не спуская взгляда с моего лица. Я тоже продолжал смотреть на неё, неосознанно скалясь глупой безмятежной улыбкой. Она же улыбалась в ответ, всё так же грустно, но вполне искренне. Поступь девушки была тихой, абсолютно не слышимой. Смотря ей в глаза я не мог видеть ног, но складывалось впечатление, будто она идёт плавными аккуратными шажками, или вовсе плывёт по воздуху. Казалось, мои волосы встали дыбом, но я и не думал бежать. Валентина уже обогнула кухонный стол и вплотную подошла ко мне. Неспешно расстегнула свою белоснежную ночнушку, и та упала с плеч на пол, обнажив точёное тело. Вдова опустилась ко мне на колени, прильнула лицом к моему лицу, так близко, что я ощутил тепло её дыхания. Мы уставились друг на друга нос к носу, глаза Валентины моргнули (чуть ли не впервые за вечер) и я увидел то, что до сих пор не могу вразумительно описать. В черноте её зрачков замелькали лица всех тех, кого я знал и, возможно, когда-то любил. Девушки, начиная с первой школьной подружки и заканчивая понравившейся моделью из развратного глянцевого журнала — все они были в ней и все они становились ей — на миг, на секунду, меняя вдову до неузнаваемости. В итоге моё сознание сдалось, полностью подчинилось, стирая память, усыпляя остатки воли.

Голова отказалась запомнить, что случилось той ночью дальше. И, честно говоря, я благодарен ей за это.

Проснулся уже утром, от гулкого стука в дверь. Оглядевшись, обнаружил себя в незнакомой спальне и с ужасом понял, что произошедшее вчера — вовсе не сумбурный сон. Валентина лежала рядом, абсолютно нагая и такая же непреодолимо манящая, как прошлым вечером. Я поспешил отвернуться, пока она не проснулась. Мне вновь стало жутко. Что это было? Неужто пиво так подействовало? Да нет, ерунда, быть того не может. Но как тогда объяснить моложавую внешность вдовы? Чудодейственным эффектом свежего деревенского воздуха? Отмахнувшись от размышлений, я наконец понял, что тоже совсем голый и принялся искать одежду. Она была разбросана по всему дому, от спальни до самой кухни. Пришлось изрядно попрыгать, чтобы найти и напялить на себя всё снятое.

Стук в очередной раз повторился, а затем приправился нетерпеливой трелью электрического звонка.

— Стас! Ты там тоже сдох что ли? — раздался уже знакомый голос плотника. — Отворяй, екиры-мары!

Справившись с ремнём, я наконец подбежал к дверям и впустил импровизированную похоронную команду из местных мужиков.

Сергей Николаевич вошёл первым, а следом за ним все остальные. Плотник по обыкновению перекрестился и снова выдал нечто неадекватное:

— Ну что стоишь-то, раздвигай занавески, открывай окно, убирай горшки с цветками.

— Не понял? — вопросил я, подумав, что Сергей Николаевич ещё не просох.

— Чего ты не понял, городской? — сипло проговорил один из вошедших мужиков. — Нечистого покойника через дверь не выносят. Такой уж у нас обычай. Через оконце гроб переправим.

Я в очередной раз удивился, но виду не подал. Хватит уже этой кутерьмы. Чем быстрее мы закончим, тем скорее удастся уехать домой. Мне дико хотелось бежать из этой деревни не оглядываясь, и никогда больше про неё не вспоминать. К чёрту такую недвижимость. Всё сделаю, но обратно к местным обитателям даже на один час не вернусь. И своих не пущу, от греха подальше. Какая-то колония фриков-мракобесов, а не деревушка. К тому же мысль о том, что я переспал с дедовой вдовой, в то время как тело деда лежало в гостиной, выносила мой рассудок. Ещё немного и сам стану всех пистолетом крестить.

Пока «похоронная команда» возилась с крышкой гроба и забивала гвозди, я послушно освободил окно, после чего настежь открыл створки. Четверо мужиков взялись за гроб, тяжко крякнули, а затем подтащили деда к подоконнику. С улицы гроб приняло ещё четверо местных вместе с Сергеем Николаевичем.

Тело погрузили в кузов видавшего вида КамАЗа, туда же залезли мужики. Сергей Николаевич занял место водителя и жестом пригласил меня в кабину.