Степан Иванович Понюшкин, метролог почти уже пятидесяти лет, вышел из подъезда обыкновенного жилого дома, что стоит на Малой Грузинской улице Москвы и направился к троллейбусной остановке. Он шел, несколько покачиваясь из стороны в сторону, глупо улыбался каким-то своим, разбегающимся в данную минуту мыслям, и чувствовал себя исполненным сил.
Добавить в моё избранное
30 мин, 44 сек 9514
Сейчас Степана Ивановича, человека в повседневной жизни, надо отметить, весьма скромного и до крайности робкого, почему-то не пугала поздняя, почти уже ночная пора, в которой он вдруг очутился, пустая и безлюдная, по причине студёной зимней погоды, улица, да и вообще в данный момент его мало что могло обеспокоить. А дело было в том, что герой нашего рассказа находился сейчас несколько подшофе после празднования юбилея своего коллеги, и поэтому принятые за ужином горячительные напитки, придали его натуре не свойственную ей прежде смелость, если не сказать даже кое-какую излишнюю лихость.
Кроме того, нынче эта одинокая прогулка даже радовала Понюшкина. Хотя погода, как уже было сказано, стояла морозной, но при этом она обладала удивительными и даже сказочными, с точки зрения тонкого и чувственного естества Степана Ивановича, черточками: небо было чистое и черное, как драгоценный обсидиан с включением россыпи ярких звёзд, в воздухе звенела прозрачная зимняя свежесть, бодряще щипавшая щеки, и повсюду была разлита блаженная тишина, без ветра, без городского грохота, без единого звука.
Степан Иванович шел, смотрел по сторонам на искрящийся в лучах ночных фонарей снег, заглядывал в уютные окна домов и был почти что счастлив.
Но тут ему пришлось быстро очнуться от своих сладких созерцательных грез и даже громко вскрикнуть. Мимо него, на необычайно большой скорости, не разбирая заснеженной дороги, пронесся троллейбус. Понюшкин быстро взглянул на часы, соображая, сколько сейчас может быть времени, и, смекнув, что это вполне возможно последний общественный транспорт, который он сегодня видит и который сможет его доставить до метрополитена, бросился догонять быстроходный электромобиль.
От присутствия той самой лихости в настроении, которая была упомянута ранее, Степан Иванович даже что-то крикнул уносящемуся вперед троллейбусу и отчаянно замахал ему вслед портфелем, наполненным рабочими бумагами и гостинцами с юбилея.
Между тем троллейбус подкатил к остановке и, как будто услышав окрик Понюшкина, резко затормозил. Степан Иванович с новым отчаяньем кинулся вперед.
Запыхавшись и чуть не упав перед самой дверью на замерзшем и скользком тротуаре, метролог схватился за поручень и впрыгнул в совершенно пустой салон.
Первое, что слегка удивило Степана Ивановича, когда он очутился внутри, это отсутствие турникета на входе. Метролог осторожно прошел мимо водителя, оглядел совершенно пустой и темный салон и робко сел на ближайшее сидение. Он садился там всегда по привычке, ибо в будние дни он очень стеснялся продираться сквозь плотно сбитую толпу пассажиров, а мешать людям, стоя в проходе, ему ни за что не хотелось.
Тем временем водитель с лязгом закрыл двери, и троллейбус покатился далее.
Степан Иванович машинально стряхнул изморозь с кроличьей шапки-ушанки и с цигейкового воротника пальто, поставил на колени портфель, на него положил свои тонкие бледные и замёрзшие без опрометчиво забытых на юбилее перчаток руки, а сверху на них опустил свою голову и задумался.
Сейчас он представлял, как скоро он приедет к себе домой, как его встретит жена. Наверняка она наворчит, что от него пахнет вином, но все-таки поинтересуется для порядку, а не желает ли он поужинать, на что Степан Иванович, конечно же, вежливо даст отказ и с тем, гордо и чинно, направится спать в мягкую и свежую постель. А завтра, а завтра — снова на службу, а завтра — разговоры в курилке, воспоминания о торжестве и все такое прочее.
Троллейбус же между тем набирал скорость, и уже через какую-то минуту мчал по пустым черным улицам, как и прежде, не разбирая дороги, не притормаживая на перекрёстках и поворотах, и даже не останавливаясь на красный сигнал светофора, что было уж совсем с его стороны наглостью и нахальством. Благо, что движения в это время суток на дорогах почти что не было, и поэтому сперва такие маневры Понюшкин объяснил торопливостью шофера, которому попросту очень хочется поскорее завершить свою смену.
Однако спустя минут десять после начала путешествия, Степан Иванович начал замечать уж совсем нехорошие вещи. Так, например шофер почему-то повел троллейбус не по нужному ему маршруту, какой Понюшкин уже успел запомнить, а напротив, направил свою машину куда-то в глухие и узкие переулки, где не то что троллейбусу, а мало-мальски приличному автомобилю было бы нелегко развернуться.
«Странно всё это» — подумал метролог. И тут он вспомнил, что при посадке не обратил внимания на номер троллейбуса. И тут же ему вспомнилось, что он, догоняя троллейбус, не заметил на привычном месте даже самой таблички с номером маршрута и то, что троллейбус, против своего обыкновения, не был освещён изнутри огнями. Но и это было бы не так странно, как то, что вдруг увидел Степан Иванович, подняв голову и оглянувшись по сторонам, а точнее — то, чего он не увидел!
Кроме того, нынче эта одинокая прогулка даже радовала Понюшкина. Хотя погода, как уже было сказано, стояла морозной, но при этом она обладала удивительными и даже сказочными, с точки зрения тонкого и чувственного естества Степана Ивановича, черточками: небо было чистое и черное, как драгоценный обсидиан с включением россыпи ярких звёзд, в воздухе звенела прозрачная зимняя свежесть, бодряще щипавшая щеки, и повсюду была разлита блаженная тишина, без ветра, без городского грохота, без единого звука.
Степан Иванович шел, смотрел по сторонам на искрящийся в лучах ночных фонарей снег, заглядывал в уютные окна домов и был почти что счастлив.
Но тут ему пришлось быстро очнуться от своих сладких созерцательных грез и даже громко вскрикнуть. Мимо него, на необычайно большой скорости, не разбирая заснеженной дороги, пронесся троллейбус. Понюшкин быстро взглянул на часы, соображая, сколько сейчас может быть времени, и, смекнув, что это вполне возможно последний общественный транспорт, который он сегодня видит и который сможет его доставить до метрополитена, бросился догонять быстроходный электромобиль.
От присутствия той самой лихости в настроении, которая была упомянута ранее, Степан Иванович даже что-то крикнул уносящемуся вперед троллейбусу и отчаянно замахал ему вслед портфелем, наполненным рабочими бумагами и гостинцами с юбилея.
Между тем троллейбус подкатил к остановке и, как будто услышав окрик Понюшкина, резко затормозил. Степан Иванович с новым отчаяньем кинулся вперед.
Запыхавшись и чуть не упав перед самой дверью на замерзшем и скользком тротуаре, метролог схватился за поручень и впрыгнул в совершенно пустой салон.
Первое, что слегка удивило Степана Ивановича, когда он очутился внутри, это отсутствие турникета на входе. Метролог осторожно прошел мимо водителя, оглядел совершенно пустой и темный салон и робко сел на ближайшее сидение. Он садился там всегда по привычке, ибо в будние дни он очень стеснялся продираться сквозь плотно сбитую толпу пассажиров, а мешать людям, стоя в проходе, ему ни за что не хотелось.
Тем временем водитель с лязгом закрыл двери, и троллейбус покатился далее.
Степан Иванович машинально стряхнул изморозь с кроличьей шапки-ушанки и с цигейкового воротника пальто, поставил на колени портфель, на него положил свои тонкие бледные и замёрзшие без опрометчиво забытых на юбилее перчаток руки, а сверху на них опустил свою голову и задумался.
Сейчас он представлял, как скоро он приедет к себе домой, как его встретит жена. Наверняка она наворчит, что от него пахнет вином, но все-таки поинтересуется для порядку, а не желает ли он поужинать, на что Степан Иванович, конечно же, вежливо даст отказ и с тем, гордо и чинно, направится спать в мягкую и свежую постель. А завтра, а завтра — снова на службу, а завтра — разговоры в курилке, воспоминания о торжестве и все такое прочее.
Троллейбус же между тем набирал скорость, и уже через какую-то минуту мчал по пустым черным улицам, как и прежде, не разбирая дороги, не притормаживая на перекрёстках и поворотах, и даже не останавливаясь на красный сигнал светофора, что было уж совсем с его стороны наглостью и нахальством. Благо, что движения в это время суток на дорогах почти что не было, и поэтому сперва такие маневры Понюшкин объяснил торопливостью шофера, которому попросту очень хочется поскорее завершить свою смену.
Однако спустя минут десять после начала путешествия, Степан Иванович начал замечать уж совсем нехорошие вещи. Так, например шофер почему-то повел троллейбус не по нужному ему маршруту, какой Понюшкин уже успел запомнить, а напротив, направил свою машину куда-то в глухие и узкие переулки, где не то что троллейбусу, а мало-мальски приличному автомобилю было бы нелегко развернуться.
«Странно всё это» — подумал метролог. И тут он вспомнил, что при посадке не обратил внимания на номер троллейбуса. И тут же ему вспомнилось, что он, догоняя троллейбус, не заметил на привычном месте даже самой таблички с номером маршрута и то, что троллейбус, против своего обыкновения, не был освещён изнутри огнями. Но и это было бы не так странно, как то, что вдруг увидел Степан Иванович, подняв голову и оглянувшись по сторонам, а точнее — то, чего он не увидел!
Страница
1 из 9
1 из 9
