Добавить в моё избранное
30 мин, 44 сек 9513
Он посмотрел сначала назад, а потом вперед через торцевые окна троллейбуса и с изумлением обнаружил, что ни за троллейбусом, ни перед ним не тянутся, поблескивающие на фоне черного неба, как это обычно бывает при свете фар и ночных фонарей стальные контактные провода. От такого открытия Понюшкин несколько растерялся и подумал: «Кажется, я выпил больше, чем предполагал».
И тут троллейбус вдруг совершил совсем уж резкий и неожиданный поворот, отчего метролога бесцеремонно тряхнуло на месте, да так, что портфель буквально выпрыгнул у него из рук и исчез где-то под впередистоящим сидением. Понюшкин бросился его поднимать, а когда добыл его и распрямился, решил потребовать от водителя объяснений обо всех странностях, творящихся вокруг и о непонятном маршруте, по которому троллейбус вез своего единственного пассажира.
Однако, встав с сиденья, Степан Иванович с удивлением отметил для себя, что теперь передвигаться по салону ему не так уж и легко. Троллейбус как-то необыкновенно сильно раскачивало из стороны в сторону, словно он и не ехал по шоссе, а плыл как прогулочный катер по неизвестно откуда взявшейся реке. Кроме того, из окон куда-то пропали силуэты черных домов, деревья, рекламные щиты и свет фонарей. Словом полностью исчез привычный городской пейзаж, все пропало, но, однако же, там, на улице стало почему-то, как будто светлее.
Кое-как, перехватываясь за поручни, Понюшкин добрался до кабины водителя и осторожно постучал в прозрачную перегородку, однако обратной реакции не последовало. Тогда Степан Иванович постучал еще, и еще. Последний стук был уж совсем, как ему показалось, излишне грубым и настойчивым, но только после него шофер недовольно обернулся и высоким неприятным с пришепётыванием голосом, спросил:
— Что такое?
Водитель был одет в голубую рубашку с галстуком, сверху была одета серая жилетка, а на голове сидела непонятного фасона фуражка с поблескивающей кокардой в виде крошечного треугольника. Однако лица водителя Степан Иванович хорошо разобрать не смог по причине сумерек, царящих в салоне и падающей на лицо тени от козырька фуражки. Единственное, что он успел приметить, так это странного вида, похожий на пятачок, нос шофера, крайнюю небритость щёк и длинные, необычайной формы уши.
— Извините, — начал Понюшкин, — я бы хотел уточнить, а куда мы, собственно говоря, едем? Дело в том, что мне кажется, что маршрут у нас не совсем тот и… и троллейбусные штанги… они разве подсоединены к проводам? Мне, если честно, это не так уж и важно, но все-таки мне бы хотелось добраться до метро. Сами понимаете, время позднее…
Но Степан Иванович не успел докончить свою сбивчивую речь, как шофер отколол такой номер, которого бедный метролог никак не мог ожидать.
Водитель бросил руль и, круто развернувшись к Панюшкину, сложил руки на груди и дико отрывисто и нагло расхохотался в лицо своему пассажиру. Степан Иванович отшатнулся, схватившись за поручень.
— Да ты что?! — завопил шофер, поднимаясь в полный рост в своей кабинке, в то время как троллейбус самостоятельно продолжал своё движение. — Ты, дурья твоя башка, думаешь, что мы вот сейчас так прямо к метро и подъедем?
Шофер опять расхохотался, хотя этот смех показался уже чуть-чуть театральным.
— Простите, — залепетал Понюшкин, и тут вдруг ощутив в себе былую лихость, тут же твердо заявил. — Так или иначе, но вы должны поставить меня в известность, как своего пассажира — куда мы едем?
— Пассажира? — шепеляво переспросил обнаглевший шофер. — Тоже мне пассажир! Да мы, собственно, никуда уж и не едем — погляди сам.
И он указал на дверь с окном в полный рост. Понюшкин невольно подчинился и подошел к двери, а мерзавец-шофер взял, да и открыл ее. Степан Иванович успел лишь в последний момент схватиться за ближайший поручень, чтобы не выпасть в проем, потом он громко вскрикнул, побледнел и ошарашено отскочил назад, уронив в открытую дверь свой портфель. С него в один миг сошел весь прежний хмель. Троллейбус действительно уже не ехал, как думал до этого Степан Иванович, совсем даже не ехал — он летел! Он парил где-то высоко в небе, но метролог успел разобрать, что внизу, под ними простирается какое-то широкое заснеженное поле, отражавшее от себя мертвенный лунный свет, и где-то далеко позади, горит и переливается оранжевыми огнями уносящийся вдаль город.
Степан Иванович потерял дар речи. Он стоял перед кабиной шофера, жадно глотал воздух, пытаясь что-то произнести, а глаза его были полны ужаса.
— Будет тебе! — громко прокричал водитель и во всем салоне зажегся свет. Тут Понюшкина хватило еще большее ошеломление, нежели то, что приключилось ранее. Перед ним, за перегородкой, стоял уже не тот обыкновенный водитель общественного транспорта, который так услужливо развозит спешащих по своим делам пассажиров и к образу которого мы все привыкли, а кто-то совсем другой.
И тут троллейбус вдруг совершил совсем уж резкий и неожиданный поворот, отчего метролога бесцеремонно тряхнуло на месте, да так, что портфель буквально выпрыгнул у него из рук и исчез где-то под впередистоящим сидением. Понюшкин бросился его поднимать, а когда добыл его и распрямился, решил потребовать от водителя объяснений обо всех странностях, творящихся вокруг и о непонятном маршруте, по которому троллейбус вез своего единственного пассажира.
Однако, встав с сиденья, Степан Иванович с удивлением отметил для себя, что теперь передвигаться по салону ему не так уж и легко. Троллейбус как-то необыкновенно сильно раскачивало из стороны в сторону, словно он и не ехал по шоссе, а плыл как прогулочный катер по неизвестно откуда взявшейся реке. Кроме того, из окон куда-то пропали силуэты черных домов, деревья, рекламные щиты и свет фонарей. Словом полностью исчез привычный городской пейзаж, все пропало, но, однако же, там, на улице стало почему-то, как будто светлее.
Кое-как, перехватываясь за поручни, Понюшкин добрался до кабины водителя и осторожно постучал в прозрачную перегородку, однако обратной реакции не последовало. Тогда Степан Иванович постучал еще, и еще. Последний стук был уж совсем, как ему показалось, излишне грубым и настойчивым, но только после него шофер недовольно обернулся и высоким неприятным с пришепётыванием голосом, спросил:
— Что такое?
Водитель был одет в голубую рубашку с галстуком, сверху была одета серая жилетка, а на голове сидела непонятного фасона фуражка с поблескивающей кокардой в виде крошечного треугольника. Однако лица водителя Степан Иванович хорошо разобрать не смог по причине сумерек, царящих в салоне и падающей на лицо тени от козырька фуражки. Единственное, что он успел приметить, так это странного вида, похожий на пятачок, нос шофера, крайнюю небритость щёк и длинные, необычайной формы уши.
— Извините, — начал Понюшкин, — я бы хотел уточнить, а куда мы, собственно говоря, едем? Дело в том, что мне кажется, что маршрут у нас не совсем тот и… и троллейбусные штанги… они разве подсоединены к проводам? Мне, если честно, это не так уж и важно, но все-таки мне бы хотелось добраться до метро. Сами понимаете, время позднее…
Но Степан Иванович не успел докончить свою сбивчивую речь, как шофер отколол такой номер, которого бедный метролог никак не мог ожидать.
Водитель бросил руль и, круто развернувшись к Панюшкину, сложил руки на груди и дико отрывисто и нагло расхохотался в лицо своему пассажиру. Степан Иванович отшатнулся, схватившись за поручень.
— Да ты что?! — завопил шофер, поднимаясь в полный рост в своей кабинке, в то время как троллейбус самостоятельно продолжал своё движение. — Ты, дурья твоя башка, думаешь, что мы вот сейчас так прямо к метро и подъедем?
Шофер опять расхохотался, хотя этот смех показался уже чуть-чуть театральным.
— Простите, — залепетал Понюшкин, и тут вдруг ощутив в себе былую лихость, тут же твердо заявил. — Так или иначе, но вы должны поставить меня в известность, как своего пассажира — куда мы едем?
— Пассажира? — шепеляво переспросил обнаглевший шофер. — Тоже мне пассажир! Да мы, собственно, никуда уж и не едем — погляди сам.
И он указал на дверь с окном в полный рост. Понюшкин невольно подчинился и подошел к двери, а мерзавец-шофер взял, да и открыл ее. Степан Иванович успел лишь в последний момент схватиться за ближайший поручень, чтобы не выпасть в проем, потом он громко вскрикнул, побледнел и ошарашено отскочил назад, уронив в открытую дверь свой портфель. С него в один миг сошел весь прежний хмель. Троллейбус действительно уже не ехал, как думал до этого Степан Иванович, совсем даже не ехал — он летел! Он парил где-то высоко в небе, но метролог успел разобрать, что внизу, под ними простирается какое-то широкое заснеженное поле, отражавшее от себя мертвенный лунный свет, и где-то далеко позади, горит и переливается оранжевыми огнями уносящийся вдаль город.
Степан Иванович потерял дар речи. Он стоял перед кабиной шофера, жадно глотал воздух, пытаясь что-то произнести, а глаза его были полны ужаса.
— Будет тебе! — громко прокричал водитель и во всем салоне зажегся свет. Тут Понюшкина хватило еще большее ошеломление, нежели то, что приключилось ранее. Перед ним, за перегородкой, стоял уже не тот обыкновенный водитель общественного транспорта, который так услужливо развозит спешащих по своим делам пассажиров и к образу которого мы все привыкли, а кто-то совсем другой.
Страница
2 из 9
2 из 9
