Ночь перед рейсом

— Ни слова не сказал, — пожал плечами Витюха. — Может у него сотряс? Сидит как памятник. Парни его не трогают, боятся — он же еб… тый.

— А старуха чего?

— Да х… й знает. Говорит, что Сороку будет ждать. То ли она теща, то ли тетя. Зубов нет ни х… я, не поймешь, что говорит… Пошли, посидишь с нами…

— Не могу, в рейс утром…

— Ну смотри, стакан твой я заначил…

Пачка кончилась, Антон пошел искать вторую. Он не помнил, успел ли сделать запас, но это его не сильно волновало, поскольку Ольга всегда хранила в бардачке несколько пачек «Virginia Slims» — длинных, тонких дамских сигарет, которые Виталик именовал «зубочистками». Заначка «Балканки», к счастью, нашлась. Антон пришил еще четыре крючка, прикурил прямо в салоне и вышел вниз, на свежий воздух. И вышел как раз вовремя — к самому началу второго акта.

Сотрясение все-таки случилось, поскольку прошедшие полтора часа совершенно не отложились в сознании Петровича. Он очнулся посреди поля битвы и решил продолжать. В первую очередь досталось Сане, мирно доедавшему принесенное из дома сало. Свалив троих, Петрович окончательно пришел в себя и понял, что бьет по своим. Петрович был человеком волевым, непреклонным — в его глазах каждый поступок должен был иметь объяснение, а при необходимости — оправдание. Поэтому он с криком «Козлы, всех уррою! За вас, му… ков, отвечал!» решил не останавливаться. Однако драка не клеилась: битые слесаря и охранники вяло ползали по асфальту вокруг Петровича, словно сытые мухи по остаткам пирога. Петрович, матерясь, поднимал их по одному, бил по морде и бережно опускал обратно на асфальт.

Антон заметил Витюху, осторожно ползущего к нему в тени, вдоль кустов.

— Антоха, Антоха! — звал белобрысый дрожащим голосом.

«Витюха, бедный… — пожалел его Антон.