Дуэт для косы и флейты

Толпа в двух шагах, но никто не заступает за оцепление, не нарушает границы, оставляющей между краем причала и железной цепью узкую тропу. Она предназначена для нас. Не для людей. В оцеплении через каждые пять часовых стоит по одному нашему — удачное решение князя Ф., отвечающего за погрузку.

Нежить пьет волнение и тревогу толпы, впитывает ее эмоции, как разбавленную микстуру, одновременно сдерживая ее, не давая панике перекинуться через край, разойтись по толпе кругам, спровоцировав давку.

Но главное, они прикрывают нас, оставляют нам эту тайную тропку. По ней мы идем, изредка встречая знакомых. Каждый ищет свое место назначения, свой корабль.

Как и люди в толпе, мы тоже тащим, перекинув через плечо, походные мешки. Не очень толстые, ведь мы неприхотливы.

Мы с Соболем только что выхватили из толпы девушку в муфте, по виду типичную выпускницу пансиона благородных девиц, юную ведьму, из тех, что зовутся у нас «врожденными», не представляющую о своем истинном призвании, об уготованной ей судьбе. С ней ребенок в матроске, испуганный, совершенно на нее не похожий.

Пытаемся пристроить их. Лещ ворчит за спиной о том, что пора подумать о себе, хватит с него благотворительности, сыт он всем этим по горло — и этой пристанью, и этим городом, и этой чертовой страной. Он так и говорит: ЭТОЙ страной.

Мы не спорим с ним. Знаем, ему просто надо выговориться.

Зато мы много спорим с проверяющими и часовыми, до крика, до хрипа, до матерной брани, и в какой-то момент я хватаю Соболя за кисть, крепко вцепившуюся в кобуру.

Все решается, когда сквозь толпу, прорезая ее, как ледокол торосы, прибывает Эребус, невозмутимый и прямой, верхом на бешеном Цианиде, в окружении многочисленной свиты.

Девушка с мальчиком уходят вверх по трапу, подхваченные человеческим потоком, скрываясь с глаз среди баулов и чемоданов.

Продолжая спорить, толкаемся в толпе с мешками.

Я пытаюсь пробиться к Эребусу. Горячечная мысль не дает мне покоя. Он и его свита, они выглядят так… Словом, не похоже, чтобы они собрались отплывать.

Мне удается обменяться с ним парой фраз, докричаться сквозь окружающий нас гвалт. Возвращаюсь к приятелям и повторяю им его предложение.

Лещ нервно смеется:

— Ты совсем рехнулся?!

Соболь молчит.

— Ты что, всерьез? — Лещ с силой трет щеку пальцами.

— Скажи честно, — говорю я. — Неужели ты сам не думал об этом весь сегодняшний день?

— Чего? Я сыт по горло всем этим дерьмищем!

Мне становится смешно.

— Бежать, как крысы? — говорю я. — Да какого черта, Лещ?

— А Эребус, значит, остается? — спрашивает Соболь.

Я киваю.

Соболь некоторое время молчит, задумчиво глядя поверх наших голов. Затем стаскивает с плеча мешок, молча бросает его на затоптанную мостовую, в грязь.

— Вы безумные, вашу мать, безумцы! — орет Лещ. — Пропадите вы пропадом, я отплываю! Я отчаливаю отсюда к ядреным хренам, поняли вы меня? Вы меня слышите, эй?

Но он никуда не уходит. Он мнется с ноги на ногу, кусает губу, густые брови играют, лоб стягивают страдальческие морщины.

Он досадливо сплевывает под ноги, бросает свой мешок рядом с мешком Соболя.

Давая коню стремян, я в последний раз оглядываюсь на толпу у причалов…

Кажется, что ловлю знакомый взгляд.

На ходу оглянувшись через плечо, всматриваюсь в удаляющуюся толчею серых спин, картузов, фуражек, шляпок, платков, баулов с вещами, коробок, чемоданов…

Даже если это был он, Истинный Арлекин, и ему вновь удалось восстать из мертвых — почему это должно меня удивлять? Ведь я на собственном примере знаю, каково это — переступить через черту.

И если ему снова удалось — с такой настойчивостью, может, он и доберется до своей Коломбины.

Но что мне до них теперь?

— Под ноги-и направо! — горланит взводный.

С моря налетает промозглый ветер, холодит лицо, играет кистями башлыков, подхватывает черное полотнище штандарта с оскаленными черепами и перепончатыми крылами.

Мы верхами уходим от пристани, прочь от гула толпы, шелеста волн, отрывистых пароходных гудков.

Переходя с рыси в галоп, скачем на север, туда, где горит земля, и черный дым застилает горизонт.

Навстречу своей судьбе, своему призванию.