Кошка по имени Рамси

Чего там только не было! Различные плётки, кнуты, флоггеры, стеки. Специальные верёвки для бондажа. Кляпы, фиксаторы, анальные пробки, иглы. Кожаные маски, вибраторы, дилдо. Обширный арсенал фетишиста-извращенца. Всё красивое, новенькое, блестящее. Сплошная кожа, хром, латекс и медицинская сталь.

От возбуждения у Рамси перехватило дыхание, соски затвердели, заострились. Сексуальные игрушки всегда её очаровывали, с детства ещё. Выбрав подходящую плётку, девушка повернулась к Солдату, заводясь от собственного превосходства над беззащитным мужчиной.

Жертва пыталась что-то мычать, но чёрная плётка хлестнула старика по волосатому бедру, добавив ещё одну красную полосу на вспухшую от ударов кожу. В следующий миг Рамси оседлала старика, словно жеребца. Звякнули кандалы на руках и ногах, стукнувшись о металлический каркас кровати. Девушка схватила Солдата за соски и резко крутанула их в разные стороны…

Она мучила клиента уже два часа, перебрав половину штуковин со стены. Рамси хлестала Солдата семихвосткой по ляжкам, протыкала кожу иглами, поливала грудь горячим воском, дёргала старика за волосы, щипала, тянула, кусала. Самые мягкие части его тела превратились в налитый кровью рубец, но Солдат так и не сказал заветного стоп-слова.

Он никогда его не говорит.

В самую первую их встречу Рамси так увлекалась, что едва не убила этого худосочного старика в горячке сеанса — после экзекуции Солдат напоминал кусок отбитого мяса. Прочие клиенты всегда останавливали госпожу, слоило девушке перегнуть палку, а вот Солдат сносил любые пытки, словно вовсе не чувствовал боли. Рамси боялась его искалечить.

Ты жуткий, страшный, одинокий старикан, кайфующий от боли и унижений! Когда-нибудь я тебя убью!

Промаявшись с плёткой ещё полчаса, Рамси окончательно выдохлась.

— Кабул, — прошептала она. — Кабул! Что б тебя!

«Кабул» — вот оно, заветное стоп-слово, сигнал к окончанию сеанса. И неважно кто его произнесёт, раб или госпожа, но если слово сказано — сеанс заканчивается. Это основа техники безопасности при садомазохистских игрищах. Солдат сам выбрал слово «кабул» в качестве стоп-слова. И никогда им не пользовался…

Рамси спрыгнула со старика, вынула кляп и, нашарив на тумбочке ключи от наручников, освободила жертву.

— Не вставай, — сказала она. — Я обработаю раны.

Ещё один сеанс позади, а старик жив.

Виктор. Теперь я могу называть его Виктором.

Сбегав за аптечкой, девушка принялась за перевязку. Промокнула ватой выступившую сукровицу и обработала влажные ссадины антисептиком. На опухшую кожу наложила успокаивающий гель, смазала ожоги бактерицидной мазью. Бинты, тюбики и флакончики так и мелькали в руках Рамси.

Пока она ухаживала за клиентом, Виктор шаловливо поглаживал девушку по бедру.

— Выходи за меня замуж, Рамси Сноу.

— Ещё чего, — фыркнула она, возясь с лейкопластырем. — Сейчас ты платишь мне деньги. А так я буду мучить тебя бесплатно.

Виктор насупился:

— Ладно, я и не надеялся. Скажи, хотя бы, своё настоящее имя.

— Ты его знаешь.

— Брось! Что это за имя такое — Рамси Сноу? Оно, кажется, вообще мужское. Где ты его откопала?

— В книжке прочитала, — девушка захлопнула аптечку. — В злой и страшной книжке.

Виктор покачал головой, но спорить не стал — сейчас он слишком счастлив, чтобы пикироваться. На разбитых губах старика медленно расцветала эйфорическая улыбка. Рамси прекрасно знала, какое чудесное расслабление накатывает после сеанса: в ответ на боль, организм усиленно выделяет в кровь эндорфины, гормоны радости, на которые и подсаживается каждый мазохист. Чистая физиология.

Сама она удовольствия не получила, не разрядилась. Девушку что-то тревожило. Помешало насладиться работой.

Рамси Сноу окинула взглядом дряхлое тело, распластавшееся на кровати. Как же много у Виктора шрамов! Старых и новых.

Она прекрасно помнила вспыхнувшее в ней отвращение в тот момент, когда впервые увидела старика без одежды. Тело Солдата представляло собой один огромный холст, расписанный чистой болью. Шрамы покрывали Виктора сплошной паутиной: красные, синюшные и бесцветные нити сливались в единую сеть — уродливую и страшную. Водя пальчиком по выпуклым рубцам, Рамси мысленно называла орудия, которые могли оставить такие метки.

Нож. Пуля. Тлеющая сигарета. Плеть с узелками. Зубы (человеческие? звериные… Тонкие нейлоновые верёвки. Спицы. Когти. В некоторых местах кожа была просто-напросто срезана, а потом наросла заново — когда-то давно Виктора свежевали живьём… Но самые жуткие отметины оставила кислота. Она уничтожила грудь и живот старика, сморщила их, прижгла и изуродовала. Возле пупка до сих пор виднелись почерневшие струпья от лопнувших пузырей.

Рамси ещё раз погладила кислотный ожог, чувствуя пальцем каждый его бугорок и каждую впадинку.