31 мин, 52 сек 12930
Формирование массового сознания стерло ощущение собственной неповторимости и личной принадлежности к жизненным процессам и духовности. Привитые стандарты благополучия и стереотипы образа жизни быстро и незаметно сгладили различия между людьми, и, став одинаковыми, они утратили духовную связь с той частью человеческой грибницы, от которой произошли.
Впрочем, все вышесказанное также было не более чем версией, которую можно было опровергнуть внешней очевидностью: каждый имел свой дом, семью, работу; все одевались довольно разнообразно и имели различные интересы и способности.
В молодости Нику довелось участвовать в настоящей войне, когда лидер одного государства объявлял ее лидеру другого, когда собирались войска с обеих сторон и когда врага можно было узнать по нашивкам на маскировочной форме и оружию. Но фронта не было и в той войне. Было уголовное дело под названием «Война», объем которого был близок к объему литературы в приличной библиотеке.
Быстро вторгшись на территорию врага, солдаты его страны потеряли из вида войска противника; и только атмосфера ненависти и обстрелы казарм и блокпостов ни на миг не давали забыть, что война продолжается. Та война дымилась и по сей день, но с потерями в ней давно смирились, как смирились с гибелью в автоавариях, от сердечно-сосудистых заболеваний, рака или гриппа. Туда посылали солдат, заведомо зная, что один из двадцати не вернется. И сегодня эти потери были намного меньше потерь в войне гражданского населения с самим собой — то есть агрессивное молчание средств массовой информации было логически оправданным.
Государство не могло защитить в этой войне своих граждан, так как само состояло из них. Солдаты, бездушные (и зачастую недоученные) роботы с оружием, были бесполезны, потому что враги не были очевидны и врагами были все. Перестрелки в воинских частях и дезертирство с оружием приняли такие масштабы, что, казалось, в армию отправлялись только затем, чтобы получить автомат или связку гранат, остервенело уничтожить вставших на пути сослуживцев и вновь вырваться из осточертевшей казармы на опостылевшую волю.
Попытка укрепления правоохранительной системы привела к тому, что на борьбу с преступностью отправились те же преступники — реальные и потенциальные — и трусы, справедливо полагавшие, что быть в форме и при оружии несколько безопаснее, чем без формы или без оружия. Суды состояли сплошь из взяточников. Ужесточение законов провоцировало на более кровавые преступления, а ухудшение условий содержания в тюрьмах вызывало спонтанные бунты. Увеличение смертных казней приводило к демонстрациям и погромам, грозящим не только вырвать руль из рук власти, но и переломать руки, держащие власть.
Впрочем, все вышесказанное также было не более чем версией, которую можно было опровергнуть внешней очевидностью: каждый имел свой дом, семью, работу; все одевались довольно разнообразно и имели различные интересы и способности.
В молодости Нику довелось участвовать в настоящей войне, когда лидер одного государства объявлял ее лидеру другого, когда собирались войска с обеих сторон и когда врага можно было узнать по нашивкам на маскировочной форме и оружию. Но фронта не было и в той войне. Было уголовное дело под названием «Война», объем которого был близок к объему литературы в приличной библиотеке.
Быстро вторгшись на территорию врага, солдаты его страны потеряли из вида войска противника; и только атмосфера ненависти и обстрелы казарм и блокпостов ни на миг не давали забыть, что война продолжается. Та война дымилась и по сей день, но с потерями в ней давно смирились, как смирились с гибелью в автоавариях, от сердечно-сосудистых заболеваний, рака или гриппа. Туда посылали солдат, заведомо зная, что один из двадцати не вернется. И сегодня эти потери были намного меньше потерь в войне гражданского населения с самим собой — то есть агрессивное молчание средств массовой информации было логически оправданным.
Государство не могло защитить в этой войне своих граждан, так как само состояло из них. Солдаты, бездушные (и зачастую недоученные) роботы с оружием, были бесполезны, потому что враги не были очевидны и врагами были все. Перестрелки в воинских частях и дезертирство с оружием приняли такие масштабы, что, казалось, в армию отправлялись только затем, чтобы получить автомат или связку гранат, остервенело уничтожить вставших на пути сослуживцев и вновь вырваться из осточертевшей казармы на опостылевшую волю.
Попытка укрепления правоохранительной системы привела к тому, что на борьбу с преступностью отправились те же преступники — реальные и потенциальные — и трусы, справедливо полагавшие, что быть в форме и при оружии несколько безопаснее, чем без формы или без оружия. Суды состояли сплошь из взяточников. Ужесточение законов провоцировало на более кровавые преступления, а ухудшение условий содержания в тюрьмах вызывало спонтанные бунты. Увеличение смертных казней приводило к демонстрациям и погромам, грозящим не только вырвать руль из рук власти, но и переломать руки, держащие власть.
Страница
2 из 10
2 из 10