Стражи

Слишком много часов было проведено в бдении здесь. Здесь посетили его многие размышления о способах постижения Пути. Здесь он обрел свою веру, здесь забывался он в минуты душевного отчаяния, и, проснувшись, обретал благодать знания. Здесь он возносил свои молитвы. И теперь уйти отсюда, не заглянув хотя бы одним глазком, было непростительно по отношению к самому себе.

Он очень осторожно подошел к краю проема и заглянул внутрь…

От пола до потолка комната была превращена в один грязный Алтарь. Он пылал ярким пламенем, отбрасывая в галерею тот самый отблеск, а перед ним, оперевшись на Сжигающий Жезл, на коленях стоял Страж в странной одежде и молился, разговаривая с тысячей образов, что дрожали перед ним.

Вот он завизжал что-то на обезьяньем своем языке и закатил глаза.

Алтарь раскалился добела и ответил низким ревом. Странные знаки появились на его поверхности, а Страж тем временем задергался в экстазе и начал бить поклоны. В комнате сделалось жарче.

Внезапно Джонасом овладело безумие. Руки его задрожали, лицо перекосилось в гневе. Вне себя от ярости сделал он три быстрых шага внутрь этой комнаты, бывшей ему родной столько лет, кроватная ножка в его руках поднялась и опустилась — не совсем точно, но Страж тут же упал без единого звука. Жезл его, посох восьми пядей в длину, стоял еще пару мгновений, потом начал заваливаться набок. Джонас перехватил его.

Один стоял он перед самой большой святыней Стражей, перед ликом их мерзкого божества. И, хотя оно продолжало терзать его сознание, он не утратил разума, вовсе нет. В руках его было оружие. Он ударил. Жезл выбросил сноп белого огня, и стена с мерзкими знаками на ней запылала, но уже обычным земным огнем, очищающим и сжигающим. Воодушевленный, он провел Жезлом наискосок, и пламя стало сильнее…

Комната за ним пылала. Он начал спускаться по лестнице. Навстречу ему вылетела было гарпия, метнулась вверх, зацепилась за Жезл и исчезла в огненном шаре. Джонас припустил бегом. Вот еще один поворот, и еще один, и еще…

Он спустился в главный зал и остановился, едва переступив порог. Здесь было серо и тихо. С момента пленения Джонас никогда не входил сюда в одиночку, и теперь беспомощно озирался кругом.

Он и не знал, что это место может быть таким жутким. Воспоминание о той ночи, когда он встретился лицом к лицу с Почтенным, тревожило, будоражило потаенные страхи, грозило скорой паникой. Осторожно опираясь на посох, стараясь сильно не тревожить натруженные колени, пошел он вдоль колонн, выбирая дорогу в тени, ступая ровно и сколь возможно тихо.

Размер зала всегда поражал его, но сегодня, казалось, он стал втрое длиннее. Перспектива такой близкой свободы одновременно и удлиняла, и растягивала пол, потолок, делала мозаичные плиты под ногами огромными, отдаляя спасительную дверь. Вечер за окнами уже не мог осветить внутренности замка, и сейчас на стенах горели лишь масляные лампы, дававшие красноватый свет, отчего казалось, что своды все еще кровоточат.

Джонас прошел уже половину зала.

— Эй, стой! Ты куда собрался?!

Так неожиданно было услышать здесь членораздельную речь, что он сделал еще два шага, пока холодный пот не залил ему спину и не зашевелились волоски между лопатками. Затем, словно скрипучий мельничный жернов, медленно он повернулся.

Там, под лестницей, с которой он только что спустился, стоял тот самый невысокий Страж, а чудовище, что он удерживал на привязи, рвалось вперед, и роняло пену с клыков, и хрипело, стремясь растерзать нарушителя.

Вспыхнули лампы. Тысячи гарпий сорвались с потолка, тысячи глоток раскрылись в общем вое.

Джонас вышел из недолгого ступора, развернулся обратно и побежал, прикрывая Жезлом голову.

Десятки дверей по разным сторонам зала распахнулись. Стражи, уродливые и безобразные, на ходу утрачивая человеческий облик, выскочили под колоннаду, тут же обнаружили цель, и на четвереньках, по-обезьяньи, ринулись к середине.

… Оказываясь в сужающемся кольце, Джонас прекрасно видел, как его шансы на спасение стремительно падают. Он бежал теперь наискось, удлиняя расстояние между одной из групп преследователей, надеясь проскочить через угол колоннады к ближайшему окну. В этом месте его ожидал бы полет с высоты в четыре человеческих роста прямо в ров, возможно на твердые камни фундамента, но теперь он уже думал об этом как о последней возможности, крайнем способе спасения. Задыхаясь от сумасшедшего темпа, одолел он уже три четверти зала, и теперь явно понимал, что не успевает.

Откуда-то снизу стало подниматься особенное чувство: вот и всё. Это конец его пути. У них не получилось сломать его разум — и вот теперь при попытке побега сломают его самого. Чудовища сокращали дистанцию. Левая группа уже нагоняла его, на ходу готовясь к последнему длинному прыжку. Он расставил ноги и заскользил по плитам пола, резко тормозя, затем отпрыгнул насколько возможно назад, балансируя Жезлом.