Логово

Языки пламени танцевали, едва касаясь стен камина и опаляя их, светло-желтый плавно перетекал в оранжевый, взметаясь кверху черным, оставляя следы. На моих коленях лежит книга в красном переплете, она открыта, но мне не хочется её читать, потому как знаю каждую строчку наизусть. Эта книга стала для меня хранителем тайн и воспоминаний. Мой дневник, точнее копия моего дневника, помнит все моменты того ужасного месяца, каждую мелочь, деталь, пустяк. Но я не помню ничего.

— Ну, что, братец? — услышал я и вздрогнул. — Пришло время расплаты? — огромные глаза с прижженными веками смотрели испытующе, словно я украл у него самую дорогую вещь.

— Джефф, давай поговорим спокойно, — говорил я на удивление уверенно и сдержанно. Я чувствовал силу и смелость, которую не чувствовал никогда. Я не боялся брата, каким бы чудовищем он ни был.

— Поговорим? По-моему, я уже все сказал. Просто дай мне закончить все, — сказал он, сверкая ножом в руке.

Он отстранился, уходя во тьму, его силуэт я видел отчетливо, несмотря на то, что он пытался задержаться, создавая иллюзию исчезновения. Я следил за ним, за каждым его движением. Резкие, прерывистые, как у робота, робкие и словно неоконченные, как у труса, он двигался также, как и четыре года назад. Он нисколько не изменился, хоть внешне и стал другим человеком, внутри он все тот же Джеффри Вудс, мелкий шалопай и негодник. Хоть я и старше его, но помню, как он строго указывал мне, что и как делать, куда ходить, с кем дружить. Этот малыш часто заступался за меня, даже в тот злополучный день. И я помню его глаза, полные слез, когда я сказал неправду и выгородил его, но сделал я это не потому что хотел отблагодарить за все, что он сотворил для меня, а потому что я старше, и я должен оберегать его. Но он подумал, что так я отказываюсь от его помощи и от него.

— Ты не прав, — проговорил я, видя его задумчивое состояние. — Я должен был всегда защищать тебя, всегда и во всем. И это не значит, что ты плохой или слабый и не можешь постоять за себя. Просто ты должен был позволить мне помочь тебе хоть раз.

— Замолчи! — закричал он, подбежав ко мне и взмахнув ножом.

— Нет! Это ты замолчи! — вспыхнул я, брызгая слезами. — Ты никогда меня не слушал, потому заткнись! — взбрыкнул я, пытаясь ударить руками, но лишь почувствовал боль и прикусил губу. — Ты не прав, — сказал я, успокоившись. — Я или родители никогда, слышишь, никогда! не хотели тебе зла или несчастья. Никогда! Всеми силами мы старались помочь тебе, ведь мы любили тебя…

— Любили — глагол прошедшего времени, — бросил он, облизываясь.

Это одернуло меня, я осекся, ничего не говоря, тупо глядя на колени. Плечи брата затряслись, и он захохотал, будто издевался надо мной, покручивая в руке нож. Его губы раскрывались сильнее, смех становился громче, отражаясь от стен и заглушая далекие крики, движения стали судорожными, словно в нем боролись две сущности. Внезапно он перестал заливаться, наклонился ко мне, освящаясь под лучами лампы, его руки оперлись о стул, и искривленное в ухмылке лицо приблизилось ко мне.

— Ты, — прошипел он, облизывая передние зубы, — я тебе не верю, — голос повысился, стал противным и скрежещущим, — никто меня никогда не любил. Вы всего лишь прикрывались мнимой любовью ко мне, но по-настоящему никто из вас не знал, да и не хотел знать то, что творилось у меня на душе, — голос становился громче с каждым словом, глаза приближались ко мне, словно пытались задавить и унизить.

— Не говори так, — просипел я, чувствуя, что теряю уверенность и превосходство над ним, — родители всегда старались помочь нам, в какой бы ситуации мы ни оказались. У них не было никаких плохих мыслей, как ты считаешь.

— Я так считаю? А как ты считаешь? Разве это твои мысли, что ты мне сейчас озвучиваешь? — он тыкнул в мое плечо длинным пальцем, сверкая глазами.

Его бледное лицо отдалилось, на него легла темная тень, и глаза перестали светиться. Я сжал кулаки, зубы заскрипели, потираясь друг о друга. Никогда мне не было так больно. Хотя однажды было. Когда он пытался меня убить, поблескивая своими бесцветными глазами. Но я постарался забыть это, и сегодняшний случай напомнил об этом.

Он говорит, что никогда не простит мне того, что я сделал. Но что я сделал такого, за что нельзя простить? Неужели существует такой тяжкий грех, за который никто и никогда не прощал? Люди, в чьих душах царит милосердие, прощают всем любой проступок, что бы он ни сделал, сколько бы времени ни прошло, что бы ни было между ними. Они прощают. А он нет.

— Джефф, где мой любимый младший брат, что всегда был со мной единым целым? — спросил я дрожащим голосом, сжимая кулаки сильнее, что ногти вдавливались в кожу. — Почему ты избегаешь своих настоящих чувств? Я же вижу, что ты их скрываешь за этой маской жестокости. Ты убьешь меня, но что тебе это даст? Думаешь, станет легче? Думаешь, все вернется на свои места?