Грань

Тонкие губы дернулись в подобие улыбки на бледном лице. Если бы не болезнь, она могла бы быть очень даже красивой, но сейчас все портил блуждающий взгляд и эти грязные волосы. Я задернул штору и увидел, ее руки, которые она прижала к стеклу, словно так ей было лучше видно меня. Вернувшись к вещам, я сел за стол, и стал изучать свои записи.

Вскоре ко мне в комнату вошла доктор Хейс, высокая худая женщина неопределенного возраста, она вручила мне расписание профессора Гилберта и ключи. Ключ от входной двери в больницу, так как на ночь она запиралась и запасной ключ от моей комнаты, а так же от ординаторской и склада медицинских препаратов.

— Профессор Гилберт просил вам передать, что с завтрашнего дня вы можете приступать к работе, а пока я хотела бы вам показать здание Хелингли, кабинеты медперсонала, лабораторию, что является настоящей гордостью больницы, ну и познакомить с пациентами. Некоторых нужно знать в лицо, — улыбнулась доктор Хейс какой-то вымученной улыбкой, — особенно тех, кто представляется молодым специалистам профессором Гилбертом…

— Вы хотите сказать, что со мной разговаривал совершенно другой человек? — удивился я, на что доктор Хейс рассмеявшись, махнула рукой.

— Простите, Уолтер, в данном случае вам повезло, но вот доктор Росс, приняла одного нашего старинного пациента за профессора. У них есть что-то общее, лет десять назад Томас Рейн был блестящим ученым математиком, пока прогрессирующая шизофрения не привела его в наши стены. Иногда к нему приходит просветление, но, к сожалению, ненадолго. Его жена часто приезжает сюда, но пока что лечение не дает видимого эффекта.

Почти весь день ушел на экскурсию по больнице и знакомство с персоналом и пациентами. Мне понравилась большая и светлая столовая, сад на заднем дворе, где пациенты занимались трудотерапией. Одни ухаживали за цветами, другие разводили под руководством доктора Росс овощи, рыхлили и пропалывали небольшой огород.

— На самом деле трудотерапия, многим пациентам помогает снизить уровень стресса, особенно при галлюцинаторном синдроме, депрессии, заторможенности, олигофрении, — отметила доктор Хейс. — Вот познакомьтесь, это мисс Грин. Джейн, — окликнула она девушку, собиравшую листву. Обернувшись, девушка посмотрела на меня, я узнал ее, это она смотрела на меня через окно моей комнаты.

— Доктор Уолтер, — улыбнулся я, протянув ей руку, доктор Хейс, кивнула девушке и та, нахмурившись, сжала мою ладонь. Меня удивило ее странное лицо, и я опять подумал о том, что как жаль, что душевная болезнь оставила печать на таком красивом лице.

— Джейн Грин у нас два года. После того, как муж убил детей на ее глазах, она повредилась рассудком и выпрыгнула в окно, — я с болью посмотрел на несчастную, которая продолжила свое занятие, сбор опавших листьев. — Она перенесла трепанацию черепа и после этого стала… вот такой. Джейн почти не разговаривает и профессор Гилберт проводит с ней особые занятия.

Потом мы познакомились с мистером Томасом Рейном, сумасшедшим математиком, который мне не показался настолько невменяемым. Он сидел за столиком в саду и играл сам с собой в шахматы, временами ворча на невидимого партнера по игре.

Доктор Хейс познакомила меня со всеми более менее вменяемыми пациентами, располагавшимися в главном корпусе, некоторые даже понравились мне и напоминали мне обыкновенных городских чудаков, которые есть в каждом городке.

Во втором корпусе было не так приятно, здесь находились больные, которые годами были прикованы к постели или заперты в отдельные комнаты, некоторым разрешалось гулять, но большинство страдало различными маниями и психозами. В этом корпусе была отдельная столовая, и всюду стояли санитары с лицами, явно обделенными интеллектом.

— Вы должны понимать, доктор Уолтер, — негромко пробормотала доктор Хейс, — что здесь условия приемлемые для состояния больных. Мы никого не хотим заковывать в цепи, но, — она вздохнула, — иногда приходится быть жесткими.

Я неуютно чувствовал себя в этом корпусе, давящие стены и звуки, неприятный запах мочи и рвоты, подгоревшей еды или горелого жира на кухне. Любопытные взгляды душевнобольных, с которыми я старался вести себя спокойно и участливо. Мне было еще трудно понять смогу ли я долго работать в этом месте. Какими ужасными бывают гримасы человеческой психики, превращая нормального человека в сумасшедшего, опасного не только для окружающих, но и для себя.

— Почему здесь такой запах? — спросил я доктора Хейс, — тут, что не убирают совсем?

— Почему же, Уолтер, здесь все так же, только пациенты совсем другие, но они тоже люди и некоторые даже вылечились и покинули нашу больницу, несмотря на то, что казались безнадежными.

Я умолчал о том, что мне показалось, что эта настоящая пытка вонью и антисанитарией может по-настоящему вправить мозги и нормального человека сделать идиотом.