Грань

Выйдя на свежий воздух, я с облегчением вздохнул и, сунув руки в карманы, двинулся к последнему корпусу, который располагался на окраине больничного городка. Доктор Хейс предупредила меня, что там содержатся не обычные пациенты, а заключенные, признанные судебной психиатрической экспертизой невменяемыми.

Третий корпус на самом деле напоминал тюрьму — решетки на окнах, колючая проволока на ограждении и военный патруль, внимательно наблюдавший за происходящим.

— Уолтер, на сегодня, думаю, для вас хватит впечатлений, — доктор Хейс мягко взяла меня за локоть, — внутри мы побываем как-нибудь в другой раз. Могу вам сказать одно… Вы, когда-нибудь были в тюрьме? Ну, так вот, это чем-то похоже на нее, те же камеры и надзиратели, — она поежилась. — Не люблю бывать там, представляю, каково приходится профессору Гилберту, ведь эти заключенные — маньяки, преступники и убийцы.

— Вы меня удивили, доктор Хейс, — улыбнулся я, — мне казалось, вас уже ничего не сможет поколебать.

— Все нормально, Уолтер, — она повернулась спиной к третьему корпусу, — идем, нужно будет еще успеть на ужин. Сегодня был тяжелый день для вас.

— Нет, — пожал я плечами, — все нормально. Для меня все это ново, но ничего, я был готов все это увидеть.

Уже лежа в своей кровати и смотря на свет фонаря, который пробивался ко мне через плотные шторы, нарисовав на них желтое пятно, я размышлял об увиденном сегодня. Я никогда не задумывался о том, что в одной больнице может находиться столько душевнобольных людей. Ведь Хелингли не был такой крупной клиникой, меня поразило это. Если одни пациенты вызывали жалость и желание помочь — другие, наоборот вызывали отвращение и страх. Наверное, я что-то не понимаю, рассуждал я сам с собой, — каждый может оказаться на месте больных второго корпуса, не их вина, что они повредились рассудком и наша задача, как врачей, так и людей, помочь им справиться с болезнью. С этими праведными мыслями я уснул, не видя, что кто-то смотрит на меня через стекло.

Прошло несколько недель, я привык к своему новому дому и работе. Теперь на размышления оставалось очень мало времени. Мне приходилось повсюду таскаться за доктором Хейс, а так же ассистировать профессору на операциях. Он был доволен моей хирургической практикой и обещал научить не только секретам нейрохирургии, но и самостоятельно проводить сложные операции. Я не сразу понял, что профессор готовит меня не просто, он видел, что во мне кипит страсть к познанию, и он надеялся на то, что в какой-то момент я смогу перейти грань, чтобы, как он, изображая Бога дотянуться до небес.

Мы часто обсуждали нашу общую теорию о том, как ведет себя мозг в экстремальных ситуациях, какие импульсы посылает мышцам, выбрасывая в кровь различные гормоны и вещества.

— Заметьте, профессор, — обычно начинал я, — если речь о психически больном человеке, то у него совершенно другие процессы, происходящие в том же гипоталамусе. Здоровый человек, вот интересный объект для исследования.

— У меня были подопытные добровольцы, которые вводили себя в пограничное состояние с помощью наркотических веществ, тогда они тоже становились более сильными и устойчивые к боли, они не испытывали страх. Хотя если мы возьмем подопытного с наркозависимостью, он теряет все эти качества, его способности уступают место страху и жажде получить новую дозу. Я работаю именно над процессом создания препарата способного из обычного человека сделать сверхчеловека. Мне известны многие случаи, когда человек падал с большой высоты и не разбивался, когда женщина, спасая ребенка, остановила несущийся автомобиль, ничего себе, не повредив. Моя медсестра однажды совершила настоящую телепортацию, — он рассмеялся, — когда ей под ноги упала бутыль с серной кислотой. Я не понял, как она отскочила на пять метров с диким визгом. А как же выживали наши предки, не имея оружия, практически голые. Они были гораздо ловчее и сильнее нас, конечно, у них не было наших мозгов, но резвости — хоть отбавляй.

— Профессор, я полагаю, что необходимо сочетать расслабленность мышц человека, находящегося в наркотическом опьянении и возбуждение, которое передает гипоталамус, ощущая угрозу для жизни человека. Если мы найдем эту грань, на которой все зиждется, нам станет все ясно. — Я возбужденно расхаживал по комнате, — вы представляете. Какой это прорыв в науке?

— Но чудес не бывает, Джон, — грустно заметил мой учитель, — все научные достижения поднимались по трупам, погибших первых космонавтов, подопытных добровольцев, подопытных крыс и кроликов. Только так. Но кто отдаст себя добровольно на подобные опыты?

— А если человеку заплатить?— мне было необходимо найти, хоть какое-то объяснение тому, что до сих пор не создан подобный препарат.

— Кто захочет получать деньги, не будучи уверенным, открытие ли это будет или мучительная смерть.

— И что тогда, — я вытер вспотевшее лицо, — нам никогда не узнать работает наша теория или нет.