Грань

— Ну, положим, такого препарата еще нет, и в помине, но чтобы понять влияние различных средств на ту или иную область мозга, необходим живой человек.

Я задумался, не понимая, к чему клонит профессор Гилберт, но он не заставил меня долго ждать, а пригласил спуститься в его лабораторию, сообщив, что кое-что приготовил для меня.

— Идем, у меня уже все готово, — сказал профессор, взглянув на часы.

Меня поразило, как она была оснащена, и как все там было расставлено и уложено, в таком порядке и с любовью. На металлическом столе лежал человек, крепко привязанный ремнями, мне казалось, он крепко спит, однако, глядя на его жутковатое лицо, я предпочел обойти стол подальше.

— Не беспокойтесь Уолтер, я сделал ему укол и он спит, — махнул рукой профессор. — Ты не был в третьем корпусе?

— Нет, доктор Хейс сказала, что нам не обязательно посещать его, мне тогда показалось, что ее что-то пугает…

— Кого, Дайну Хейс?!— профессор в голос рассмеялся, — нет, это она тебя не захотела расстраивать. Ну, вернемся к нашему подопытному, мм-м, это мистер Ланс или заключенный под номером 145226, которому светит либо электрический стул, либо лечение в больнице Хелингли.

На минуту, я потерял дар речи, опьяненный мыслями о новом достижении в науке, я не заметил, как приблизился к грани, которую не столько боялся перейти, сколько не мог нарушить свои принципы.

— Джон, когда ты увидишь другой мир, ты поймешь, — говорил профессор. — В науке нет слова нельзя, когда ты это осмыслишь, то всего достигнешь.

Я с интересом наблюдал, как Гилберт аккуратно вскрывал черепную коробку подопытного, комментируя каждое действие. Позже я узнал, что все манипуляции он записывал на диктофон, а потом, прослушивая, записывал в свою тетрадь, что-то подчеркивая или наоборот вычеркивая.

Подопытный, казалось ничего не чувствовал, профессор сообщил, что на следующий день тот даже не вспомнит о том, что с ним происходило.

— А возможно наши исследования помогут ему, наконец, стать нормальным, — заключил Гилберт, извлекая всякий раз, разные жидкости из долей мозга подопытного. Закончили мы под утро и, взглянув на себя в зеркало, я не узнал себя, я стал частью этого безумия. Те же блуждающие глаза и всклоченные волосы. Профессор, окинув меня сочувственным взглядом, констатировал, что для первого раза хватит.

На следующий день, мне было очень любопытно посмотреть на нашего подопытного и попробовать поговорить с ним.

Когда я впервые переступил порог третьего корпуса, то сразу почувствовал, как сотни колючих взглядов пронзили меня, словно стрелы. Подойдя к охраннику, я сообщил, что пришел осмотреть Кристофера Ланса.

— Это который поступил к нам с травмой?— спросил охранник.

— Ага, — кивнул я, — что он вообще за человек, с ним можно общаться без охраны?

— Ха, нормальный? Да тут все, как вы успели заметить, немного ненормальные, — бросил он, — идемте, я сообщу охране, чтобы вас проводили к нему.

Кристофер Ланс производил впечатление этакого тихого увальня, на первый взгляд казалось, что он и мухи не обидит. Он даже не посмотрел в мою сторону.

— Добрый день, Кристофер, — в ответ молчание.

Я осторожно спросил его, помнит ли он, что произошло с ним вчера, на что ничего не ответив, Ланс покачал головой. Я ему задал еще вопрос, что сомневаюсь насчет его способности говорить, на что он, улыбнувшись, ответил, что умеет говорить, просто не хочет. Я поинтересовался, как он себя чувствует и снова получил в ответ улыбку и вполне связанный нормальный ответ. Кристофер не создавал впечатление психически ненормального человека. Позже я узнал, что он серийный убийца и по сравнению с другими, вполне нормальный человек, если его можно было назвать «человеком» после всех зверств, которые он совершил с двадцатью женщинами. На мгновение, я подумал, что именно таких нелюдей совсем не нужно жалеть. Они не принесли пользу обществу, так пусть хоть послужат на благо науки. С того дня я переступил грань, о чем раньше и помыслить не мог. Совместные беседы и работа с профессором Гилбертом захватывали меня все больше. В нашей лаборатории были разные подопытные, и позже я уже не интересовался их самочувствием, считая их просто мясом, которое должно отработать свои грехи.

Профессор так до конца и не раскрывал своих секретов, а однажды сообщил, что пришло время для настоящих опытов:

— Но теперь нам понадобятся немного другие подопытные, не бойся, мы не причиним вред тому, что уже навсегда испорчено. Ты должен быть готов к тому, что подопытные могут умереть или войти в состояние психопатии, но игра стоит свеч, по моим расчетам, я уже подобрался очень близко к открытию, которое перевернет весь мир.

Кто я был для Гилберта учеником, ассистентом, соучастников его странных опытов, наверное, все сразу, потому, что до конца в свои изыскания, он меня не посвящал.