Конец Жопы

Кто-то с улыбкой, кто-то с завистью…

— А кто-то с презрением.

— Это не важно, да я и не видел ничего, кроме этого букета и Гали, раз за разом окунавшей в цветы счастливое свое лицо.

— Ну и чем твоя любовь к этой девушкой кончилась?

— Да наглупил, уже и не помню как, она и перестала отвечать на звонки и двери открывать. Но это не важно. Важно, что я был счастлив тогда безбрежно. И она была счастлива, пусть недолго.

— Ты был счастлив! Ха. Хочешь, я скажу, почему у тебя с этой девушкой ничего не получилось? Ты ее не устроил. Она скоро поняла, что голова твоя набита форменной ерундой, то есть ожиданиями невероятной любви, искренних восторгов и, — Жопа, поднатужившись, смачно пернул, — видениями прекрасных дам в белоснежных платьях и перчатках по локоть. И, как истинная женщина, желающая видеть в мужчине лишь постоянство, бездумное послушание и веру в любые ее слова — чтобы легче было рога наставлять, — дала тебе от ворот поворот.

— Ты прав, Пердимонокль, — не смог я не согласиться. — Но я был с ней бесконечно счастлив много месяцев, и этого мне достаточно!

— Ну-ну. Был счастлив и потому делал глупости.

— Да… Но давай, сравним нас. Вот вся моя жизнь — это серое полотно, расшитое мигами счастья, как сверкающими бриллиантами. А твоя жизнь будет похожа на зады сарая или гаража, покрытые кучками говна, поедаемого червями и зелеными мухами.

— Говно было давно, теперь — удобрение, — рассмеялся Жопа крестьянской своей шутке, и приглушил меня так, что голос мой стал не слышен.

Мы лежали на том же диване, самостоятельно подводя итоги нашей «дружеской» беседы, когда раздался звонок в дверь. Я встал, открыл дверь и увидел Колю Бочкаренко. Мы дружили с ним со второго курса; когда я уезжал навсегда в Москву, на глаза его навернулись слезы грусти. После поселения в столице, мы виделись с ним неоднократно — по моему настоянию он останавливался не в гостинице, но на добром старом диване, уже несколько раз участвовавшем в нашем повествовании в качестве мебели. Сколько добрых вечеров мы провели с Колей в долгих дружеских беседах, куря и попивая хорошее винцо, шампанское или просто водку!

Увидев друга, я, конечно же, хотел обрадоваться, но ничего не вышло, ведь Жопа меня приглушила, считай, выключила.

— А, это ты, Николай… У нас сегодня прямо день визитов, — сказала она, не совершая никаких телодвижений, которые мой друг мог бы расценить как приглашение войти в квартиру. — Как дела?

— Да хорошо все. Вот, заехал в Первопрестольную на тебя посмотреть, сколько лет ведь не виделись…

— Надолго в Москву?

— Как всегда дня на два задержусь. Вот в «Ашан» заехал, взял пару массандровской «Мадеры», ты же ее любишь…

— Знаешь, Коля, я не один сейчас, ко мне старая подруга на пару дней из Александрова явилась прошлое вспомнить, так мы из постели не вылезаем…

— Да вроде не было у тебя подруги в Александрове, я бы знал?!

— Была. Просто я о ней не трепался, такая была подруга.

— Давай, хоть выпьем по стаканчику, да я поеду к Вите Савинову?

Тут я собрал все свои наличные душевные силы и как запищу:

— Да заходи, Коля, что ты этого пи-дюка слушаешь! У него вместо мозгов кучка говна!

Коля обомлел. Рот его открылся. «Свихнулся, друг!» — отчетливо читалась в его глазах.

— Не получится. Прости, Николай! — вмиг усмирил меня Жопа железной своей волей. — Заходи как-нибудь в другой раз, позвони только предварительно.

— Хорошо, позвоню, — криво улыбнулся Коля. — Поеду-ка я к Вите, он «Мадеру» обожает. Пока.

Бочкаренко ушел, как я понял, навсегда. Жопа, закрыв дверь на два замка и цепочку, обратился ко мне:

— Ты чего нюни развел? На хрен этот тип тебе нужен? Он же тебя просто использует?

— Дурак ты…

— Использует! Потому что у Савинова жена категорически против всяких гостей в ее доме и, тем более, выпивонов с друзьями на только что отремонтированной кухне. Вот ты его другом лучшим считаешь, скажи, ведь считаешь?

— Да, считаю…

— А помнишь, лет пять назад вы сидели за столом, пили шампанское, курили и тут кто-то ему позвонил и он, друг твой лучший ответил: — Да вот, сижу у ПРИЯТЕЛЯ… — Так что ты ему не любезный друг юношества, а ПРИЯТЕЛЬ, которого можно иметь, когда понадобится. А помнишь еще, он как-то позвонил, и ты, обрадовавшись, побежал его встречать? И встретил, привел домой, он в туалет пошел, а там в унитазе, кучка, которую ты, торопясь к нему, не смыл?

— Да, было такое, — вздохнул я, кивая.

— А он об этом житейском случае всем вашим общим знакомым в красках и запахах расписал, ты ведь знаешь об этом.

— Да, знаю. А что поделаешь? Любит он ближних обсмеять, за ним это водится.

— Не обсмеять, а обосрать. Зря я его не пустил! ведь мы, похоже, родственные души, точно подружились бы…

Я скис.