Бухта утопленника

— Тише. Молю тебя, мне нужно с тобой поговорить, но твое поведение может помешать. Молю, успокойся.

Не знаю, откуда, но нашёл силы успокоиться и слушать его.

— Прости меня. Я мудак! Я предал тебя.

— Не прощаю. Что дальше?

— Да я виноват перед тобой…

— Ты даже не пытался помочь мне, когда ты виновен в трагедии. Ты ведь сфотографировал Вильгельма. Ты и не думал выручать меня. Из-за своей жадности посадил друга детства. Ты мог показать фотографии, рассказать всем правду.

— Макс, мы все в итоге расплатились. Ты должен знать…

— Зачем?

— Это нужно. Видишь, я теперь бомж. Когда отец Оли узнал о трагедии, он забыл про мою выставку. Костя тоже всего лишился. Я пару лет пытался зарабатывать как фотограф, затем даже решился опубликовать фотки утопленника в интернете, но на меня обрушилась яростная критика, никто не верит в его существование. Так скатился до подзаборного забулдыги.

Федя теперь выглядел совсем иначе. Он носил потёртую одежду, лицо его покрылось морщинами, напоминало лицо моей спившейся соседки — бывшей спортсменки. Он всё так же носил бороду, только теперь она была длиннее и не ухоженная.

— Рад за тебя! — с нескрываемой радостью говорил я.

— У Кости судьба ещё хуже. Я о нём недавно узнал. Оказалось, он тоже пил эти годы и сошёл с ума. Парень распродал всё имущество и даже квартиру в Воронеже. На вырученные деньги он купил боевых гранат и тротил на чёрном рынке. Жители Балтовки рассказывали, что он пять дней взрывал снаряды в бухте, в надежде подорвать утопленника. На пятый день Костя подорвал себя.

— Рад за него, — тогда говорил, не испытывая жалости.

— Теперь о тебе… — Федя сделал паузу, затем продолжил. — Я точно знаю, тебя убьют, когда ты выйдешь из тюрьмы. Отец Оли хотел тебя сразу заказать, но потом решил, что будет лучше дать тебе пожить с мыслью о долгожданной свободе, а потом убить тебя, когда ты её получишь. На этом наша дружба окончена.

— Да! Иногда лучше оборвать дружбу и не пытаться её восстановить в новых условиях жизни.

Мы расстались. Я отправился в камеру доживать оставшиеся семнадцать лет. Вот только выдержу ли я семнадцать лет в кошмарах, в которых вижу алые глаза утопленника, зовущие меня на дно ада?