Добавить в моё избранное
33 мин, 45 сек 2130
Вот это неожиданность — за всеми этими заботами и поисками решения проблемы девушка совершенно забыла о собственном дне рождения.
— Бабуль, я даже и не знаю, — задумчиво начала она, — Катька уехала в Питер на каникулы, а с парнями, сама знаешь, я не очень общаюсь… Думаю, ничего готовить не надо. Сами посидим, вдвоем. Приготовим вместе на ужин что-нибудь вкусненькое, сделаем себе небольшой праздник. Как ты считаешь?…
— Да конечно, — Елена Петровна была вовсе не против. Ей и так хватало забот на работе… — как тебе больше нравится. Кстати! — она легко поднялась с кресла и прошла к массивному комоду в углу.
— Не знаю уж, как и сказать, — начала она, подбирая из связки ключей подходящий к самому нижнему ящику, — в общем, у меня есть кое-что для тебя.
Когда она вернулась обратно к ярко освещенному столу, в её руках была небольшая шкатулка темного дерева, украшенная изящной резьбой. Крышка, вместо миниатюрного замочка, была скреплена какой-то печатью.
— Что это, бабуль? — не поняла Ева.
Прежде чем начать, Елена Петровна вздохнула. Было видно, что ей тяжело о чем-то вспоминать, — грусть отразилась на её добром, усталом лице.
— Прости уж меня, Ева. Память подводить стала, годы уже не те. В общем, эту шкатулку я должна была вручить тебе на восемнадцатилетие. Но тогда я, честное слово, совершенно об этом позабыла, — уловив непонимающий взгляд внучки, она пояснила, — эту шкатулку тебе мать оставила в наследство. Она велела мне вручить её, когда тебе исполнится восемнадцать лет… А я, грешным делом, только вчера и спохватилась, как про твой день рождения вспомнила.
— А что там? — поинтересовалась Ева, принимая шкатулку из бабушкиных рук.
— Не знаю, — пожала плечами она, — никогда не открывала. Видишь — печать наложена. А последняя воля дочери для меня — закон. Вот, теперь ты сама узнаешь. Уж что-что, а любопытством я никогда не страдала…
«Итак, наследство, — Ева поставила шкатулку на стол в своей комнате, а сама присела рядом, пытливо вглядываясь в украшенную хитроумными узорами деревянную крышку. Чего такого может быть в шкатулке размером десять сантиметров на двадцать? Открывать её, как ни странно, девушка не торопилась. Как мало она знает о своей матери! Почему-то сейчас ей стало не по себе. Ева поежилась и закрыла окно. Она сама удивилась своим чувствам — кажется, лучше бы бабушка и вовсе не вспоминала про это наследство. «Ну что я так напрягаюсь? — спрашивала она себя, пытаясь унять сердцебиение.
Сорвать печать оказалось совсем не сложно — от времени сургуч пересох и стал хрупким как стекло. С чуть слышным скрипом крышка откинулась: внутри на черной бархатной обивке лежал… нож. «Кинжал… Как странно… — Ева в замешательстве застыла с наследством в руках. Кажется, она даже немного опешила от такого поворота дел. А кинжал то знатный! Тонкое, обоюдоострое лезвие, сияющее как новое серебро, покрывала сплошная сеть непонятных символов и букв неизвестного Еве алфавита. Надписи, хитроумно переплетаясь, образовывали замысловатый узор. Ближе к рукоятке знаки были крупнее, и чем-то напоминали иероглифы. А рукоять! Подлинное произведение искусства — из черной, как ночь, стали, украшенная тремя крупными, кроваво-алыми камнями. «Это же рубины! — глаза Евы загорелись, — да еще какие!» Такой искусной огранки она ни разу не видывала. Рукоятка ножа также испещрена надписями на неведомом языке, а венчала её мастерски исполненная птичья лапа. Она сжимала в острых когтях какой-то черный, отполированный до блеска, камень. «Вещь эксклюзивная, — сразу сообразила девушка, — одни камни чего стоят!» Она достала кинжал из шкатулки и только теперь заметила, что есть еще и ножны. Они лежали рядом, но на них Ева не обратила никакого внимания — серая, поблекшая кожа, к тому же местами потрескавшаяся. А нож то оказался довольно тяжелым — сплошная сталь! Он мог бы украсить коллекцию самого искушенного любителя холодного оружия. Рукоять словно сливалась с ладонью — настолько продуманно она была изготовлена; Еве даже показалось, будто выемки под пальцы сами приспособились под её маленькую ручку. Тонкое лезвие можно было бы назвать слишком хищным, если бы не эти узоры… Они почему-то больше всего приковывали её взгляд, завораживали. Девушке на мгновение показалось, что символы шевельнулись, стали выпуклыми. Но нет — это всего лишь игра света: он пробежал по острому, как бритва, лезвию и вернулся холодными бликами. Слишком удобное, слишком красивое оружие… чтобы быть просто орудием, созданным для убийства. В нем все выдавало тонкий вкус создателя. Кинжал можно было бы назвать коллекционным, а не боевым, если бы не идеальная форма и прочнейшая сталь. А Ева кое-что соображала в холодном оружии. Да-да, у девушки самой была небольшая коллекция всевозможных ножей — дорогих и не очень, фирменных и самодельных, а также разная литература на эту тему… Но такого! Нет, она на самом деле не ожидала… К тому же, рассмотрев кинжал со всех сторон, Ева узнала настоящую дамасскую сталь, о прочности которой слагались легенды.
— Бабуль, я даже и не знаю, — задумчиво начала она, — Катька уехала в Питер на каникулы, а с парнями, сама знаешь, я не очень общаюсь… Думаю, ничего готовить не надо. Сами посидим, вдвоем. Приготовим вместе на ужин что-нибудь вкусненькое, сделаем себе небольшой праздник. Как ты считаешь?…
— Да конечно, — Елена Петровна была вовсе не против. Ей и так хватало забот на работе… — как тебе больше нравится. Кстати! — она легко поднялась с кресла и прошла к массивному комоду в углу.
— Не знаю уж, как и сказать, — начала она, подбирая из связки ключей подходящий к самому нижнему ящику, — в общем, у меня есть кое-что для тебя.
Когда она вернулась обратно к ярко освещенному столу, в её руках была небольшая шкатулка темного дерева, украшенная изящной резьбой. Крышка, вместо миниатюрного замочка, была скреплена какой-то печатью.
— Что это, бабуль? — не поняла Ева.
Прежде чем начать, Елена Петровна вздохнула. Было видно, что ей тяжело о чем-то вспоминать, — грусть отразилась на её добром, усталом лице.
— Прости уж меня, Ева. Память подводить стала, годы уже не те. В общем, эту шкатулку я должна была вручить тебе на восемнадцатилетие. Но тогда я, честное слово, совершенно об этом позабыла, — уловив непонимающий взгляд внучки, она пояснила, — эту шкатулку тебе мать оставила в наследство. Она велела мне вручить её, когда тебе исполнится восемнадцать лет… А я, грешным делом, только вчера и спохватилась, как про твой день рождения вспомнила.
— А что там? — поинтересовалась Ева, принимая шкатулку из бабушкиных рук.
— Не знаю, — пожала плечами она, — никогда не открывала. Видишь — печать наложена. А последняя воля дочери для меня — закон. Вот, теперь ты сама узнаешь. Уж что-что, а любопытством я никогда не страдала…
«Итак, наследство, — Ева поставила шкатулку на стол в своей комнате, а сама присела рядом, пытливо вглядываясь в украшенную хитроумными узорами деревянную крышку. Чего такого может быть в шкатулке размером десять сантиметров на двадцать? Открывать её, как ни странно, девушка не торопилась. Как мало она знает о своей матери! Почему-то сейчас ей стало не по себе. Ева поежилась и закрыла окно. Она сама удивилась своим чувствам — кажется, лучше бы бабушка и вовсе не вспоминала про это наследство. «Ну что я так напрягаюсь? — спрашивала она себя, пытаясь унять сердцебиение.
Сорвать печать оказалось совсем не сложно — от времени сургуч пересох и стал хрупким как стекло. С чуть слышным скрипом крышка откинулась: внутри на черной бархатной обивке лежал… нож. «Кинжал… Как странно… — Ева в замешательстве застыла с наследством в руках. Кажется, она даже немного опешила от такого поворота дел. А кинжал то знатный! Тонкое, обоюдоострое лезвие, сияющее как новое серебро, покрывала сплошная сеть непонятных символов и букв неизвестного Еве алфавита. Надписи, хитроумно переплетаясь, образовывали замысловатый узор. Ближе к рукоятке знаки были крупнее, и чем-то напоминали иероглифы. А рукоять! Подлинное произведение искусства — из черной, как ночь, стали, украшенная тремя крупными, кроваво-алыми камнями. «Это же рубины! — глаза Евы загорелись, — да еще какие!» Такой искусной огранки она ни разу не видывала. Рукоятка ножа также испещрена надписями на неведомом языке, а венчала её мастерски исполненная птичья лапа. Она сжимала в острых когтях какой-то черный, отполированный до блеска, камень. «Вещь эксклюзивная, — сразу сообразила девушка, — одни камни чего стоят!» Она достала кинжал из шкатулки и только теперь заметила, что есть еще и ножны. Они лежали рядом, но на них Ева не обратила никакого внимания — серая, поблекшая кожа, к тому же местами потрескавшаяся. А нож то оказался довольно тяжелым — сплошная сталь! Он мог бы украсить коллекцию самого искушенного любителя холодного оружия. Рукоять словно сливалась с ладонью — настолько продуманно она была изготовлена; Еве даже показалось, будто выемки под пальцы сами приспособились под её маленькую ручку. Тонкое лезвие можно было бы назвать слишком хищным, если бы не эти узоры… Они почему-то больше всего приковывали её взгляд, завораживали. Девушке на мгновение показалось, что символы шевельнулись, стали выпуклыми. Но нет — это всего лишь игра света: он пробежал по острому, как бритва, лезвию и вернулся холодными бликами. Слишком удобное, слишком красивое оружие… чтобы быть просто орудием, созданным для убийства. В нем все выдавало тонкий вкус создателя. Кинжал можно было бы назвать коллекционным, а не боевым, если бы не идеальная форма и прочнейшая сталь. А Ева кое-что соображала в холодном оружии. Да-да, у девушки самой была небольшая коллекция всевозможных ножей — дорогих и не очень, фирменных и самодельных, а также разная литература на эту тему… Но такого! Нет, она на самом деле не ожидала… К тому же, рассмотрев кинжал со всех сторон, Ева узнала настоящую дамасскую сталь, о прочности которой слагались легенды.
Страница
9 из 10
9 из 10
