Добавить в моё избранное
35 мин, 17 сек 5831
Другую половину занимали стол с зеркалом и стул. На него-то Дэнисон и указал:
— Садитесь.
А сам устроился в углу на перевёрнутом ящике.
О причине его развязного поведения я догадался ещё до того, как увидел на столе полупустую бутылку коньяка. И когда Пэдж успел вылить в себя столько выпивки? На сцене он не сделал ни одного неверного жеста, не произнёс ни единого невнятного слова — в общем, ничто не выдавало, что он пьян. Неужели ополовинил бутылку за те пять минут, которые я потратил на разговор с Кэтрин?
— Выпьете?
Стаканов на столе было два. Дэнисон заранее подготовился к встрече.
Отказываться я не стал, и он разлил коньяк по стаканам. Не то чтобы я всерьёз собирался пить, но не хотелось строить из себя ханжу, который явился с намерением читать мораль. Поэтому пару глотков я сделал.
Пэдж выпил коньяк, как воду, словно не замечая крепости. С такими темпами он раньше, чем поведает мне то, что собирается, придёт в состояние, когда невозможно связать два слова.
— Что бы вы ни думали, сейчас это необходимо, — с неопределённой улыбкой указал Дэнисон на бутылку. — Ни один человек в трезвом уме не станет рассказывать такие истории. Это… слишком похоже на бред сумасшедшего. Но мне просто необходимо это кому-то сказать. Или… — улыбка на его лице сменилась болезненной гримасой. — Или у меня действительно поедет крыша. С малознакомым человеком говорить легче… — Пэдж замолчал, уставившись в одну точку перед собой. Я начал уже думать, что на этом его откровенность иссякла, но после бесконечно долгой паузы он всё-таки продолжил:
— Поспорить готов, вы размышляете, зачем я, стоя на сцене, измываюсь над людьми? Наверное, кому-то это кажется нормальным, но кому-то и нет. Вы ведь из этих, вторых, да? Я правильно догадался?
— Пожалуй…
— Штука в том, что я всегда хотел смешить людей, а не издеваться над ними. И у меня неплохо получалось. Я решил, что буду заниматься этим по-настоящему — выучусь на артиста разговорного жанра и всё такое. Но, видите ли, меня дёрнуло приехать на лето погостить к дяде и тёте… — он снова улыбнулся, но так недобро, что у меня мурашки побежали по спине. — В этот дрянной городишко… Сам-то я из Снолтона. Ладно, ближе к делу. Иначе исповедь затянется, и коньяк выветрится из головы. Немного спустя после приезда я встретился с художественным руководителем вот этого театра, где мы сейчас сидим. Попросился выступать без всякой платы, для собственной практики. Он послушал несколько импровизаций и согласился. Я пару раз вышел на сцену с небольшими номерами. Знаете, если бы вы их видели, наверное, удивились бы. Они были совсем другие, не то что теперь. Просто смешные. Правда. А потом… случилось то несчастье. Не со мной. Или… как сказать. Я шёл по улице, и рядом автомобиль сбил пешехода, который перебегал дорогу. На красный свет… будто нарочно под колёса бросился. Тут же начало твориться чёрт знает что, пробка на дороге, люди собрались… Но я подбежал к нему первым. Первым, понимаете? Только он был ужё мёртв, потом говорили, от удара произошёл перелом позвоночника. Ещё дядя с тётей рассказали мне, что этот человек был журналистом, работал в местной газете. Писал неплохие статьи. Раньше. Так они и сказали — «раньше». А в последнее время всё кого-то в чём-то обвинял, постоянно судился, одним словом, не по делу разводил на страницах газеты склоки.
Вы до сих пор не сообразите, к чему всё это? Ну да… вы же нормальный человек. — Пэдж хлебнул ещё коньяку. — В общем, дальше появился он. Этот проклятый голос в моей голове. Он стал диктовать, что мне делать. Велел во время выступлений смеяться над людьми как можно злее, унижать их. Я, конечно, решил, что это… ну, просто глюки. Я тогда вообще не пил, и наркотой не баловался, но подумал… может, это от нервов, что ли. И выступил, как прежде, с обычным смешным шоу. Директор театра как раз разрешил мне сделать не пятиминутный номер, а целую получасовую программу — неплохой успех, да? И даже заплатил кое-что. А ещё меня впервые пригласили в клуб… В общем, все пошло отлично, только вот наутро в городских новостях сообщили, что в одной квартире случился пожар и сгорели два человека. Вы опять не понимаете? — он уставился на меня так, будто хотел насквозь просверлить взглядом, и произнёс, понизив голос: — после этого он снова появился. И заявил, что так будет всегда. Если я не выполню, что он требует, станут погибать люди. Раз за разом… «Ты будешь убивать их, — так он сказал. — Так что выбирай: или насмешки, или убийства». Но я, конечно, всё ещё не верил. Продолжал работать, как мне хотелось. И началось… Вооружённое ограбление с человеческими жертвами, несчастный случай на производстве, автокатастрофа — каждый раз на следующий день после моего выступления. Тогда я перестать бросить выходить на сцену. Но стоило мне отказаться от очередного приглашения в клуб, повторилось то же самое: на автобусной остановке женщина умерла от сердечного приступа.
— Садитесь.
А сам устроился в углу на перевёрнутом ящике.
О причине его развязного поведения я догадался ещё до того, как увидел на столе полупустую бутылку коньяка. И когда Пэдж успел вылить в себя столько выпивки? На сцене он не сделал ни одного неверного жеста, не произнёс ни единого невнятного слова — в общем, ничто не выдавало, что он пьян. Неужели ополовинил бутылку за те пять минут, которые я потратил на разговор с Кэтрин?
— Выпьете?
Стаканов на столе было два. Дэнисон заранее подготовился к встрече.
Отказываться я не стал, и он разлил коньяк по стаканам. Не то чтобы я всерьёз собирался пить, но не хотелось строить из себя ханжу, который явился с намерением читать мораль. Поэтому пару глотков я сделал.
Пэдж выпил коньяк, как воду, словно не замечая крепости. С такими темпами он раньше, чем поведает мне то, что собирается, придёт в состояние, когда невозможно связать два слова.
— Что бы вы ни думали, сейчас это необходимо, — с неопределённой улыбкой указал Дэнисон на бутылку. — Ни один человек в трезвом уме не станет рассказывать такие истории. Это… слишком похоже на бред сумасшедшего. Но мне просто необходимо это кому-то сказать. Или… — улыбка на его лице сменилась болезненной гримасой. — Или у меня действительно поедет крыша. С малознакомым человеком говорить легче… — Пэдж замолчал, уставившись в одну точку перед собой. Я начал уже думать, что на этом его откровенность иссякла, но после бесконечно долгой паузы он всё-таки продолжил:
— Поспорить готов, вы размышляете, зачем я, стоя на сцене, измываюсь над людьми? Наверное, кому-то это кажется нормальным, но кому-то и нет. Вы ведь из этих, вторых, да? Я правильно догадался?
— Пожалуй…
— Штука в том, что я всегда хотел смешить людей, а не издеваться над ними. И у меня неплохо получалось. Я решил, что буду заниматься этим по-настоящему — выучусь на артиста разговорного жанра и всё такое. Но, видите ли, меня дёрнуло приехать на лето погостить к дяде и тёте… — он снова улыбнулся, но так недобро, что у меня мурашки побежали по спине. — В этот дрянной городишко… Сам-то я из Снолтона. Ладно, ближе к делу. Иначе исповедь затянется, и коньяк выветрится из головы. Немного спустя после приезда я встретился с художественным руководителем вот этого театра, где мы сейчас сидим. Попросился выступать без всякой платы, для собственной практики. Он послушал несколько импровизаций и согласился. Я пару раз вышел на сцену с небольшими номерами. Знаете, если бы вы их видели, наверное, удивились бы. Они были совсем другие, не то что теперь. Просто смешные. Правда. А потом… случилось то несчастье. Не со мной. Или… как сказать. Я шёл по улице, и рядом автомобиль сбил пешехода, который перебегал дорогу. На красный свет… будто нарочно под колёса бросился. Тут же начало твориться чёрт знает что, пробка на дороге, люди собрались… Но я подбежал к нему первым. Первым, понимаете? Только он был ужё мёртв, потом говорили, от удара произошёл перелом позвоночника. Ещё дядя с тётей рассказали мне, что этот человек был журналистом, работал в местной газете. Писал неплохие статьи. Раньше. Так они и сказали — «раньше». А в последнее время всё кого-то в чём-то обвинял, постоянно судился, одним словом, не по делу разводил на страницах газеты склоки.
Вы до сих пор не сообразите, к чему всё это? Ну да… вы же нормальный человек. — Пэдж хлебнул ещё коньяку. — В общем, дальше появился он. Этот проклятый голос в моей голове. Он стал диктовать, что мне делать. Велел во время выступлений смеяться над людьми как можно злее, унижать их. Я, конечно, решил, что это… ну, просто глюки. Я тогда вообще не пил, и наркотой не баловался, но подумал… может, это от нервов, что ли. И выступил, как прежде, с обычным смешным шоу. Директор театра как раз разрешил мне сделать не пятиминутный номер, а целую получасовую программу — неплохой успех, да? И даже заплатил кое-что. А ещё меня впервые пригласили в клуб… В общем, все пошло отлично, только вот наутро в городских новостях сообщили, что в одной квартире случился пожар и сгорели два человека. Вы опять не понимаете? — он уставился на меня так, будто хотел насквозь просверлить взглядом, и произнёс, понизив голос: — после этого он снова появился. И заявил, что так будет всегда. Если я не выполню, что он требует, станут погибать люди. Раз за разом… «Ты будешь убивать их, — так он сказал. — Так что выбирай: или насмешки, или убийства». Но я, конечно, всё ещё не верил. Продолжал работать, как мне хотелось. И началось… Вооружённое ограбление с человеческими жертвами, несчастный случай на производстве, автокатастрофа — каждый раз на следующий день после моего выступления. Тогда я перестать бросить выходить на сцену. Но стоило мне отказаться от очередного приглашения в клуб, повторилось то же самое: на автобусной остановке женщина умерла от сердечного приступа.
Страница
6 из 10
6 из 10
