Памяти Стивена Кинга и Злого Колоба

Чем ближе он подходил к проёму, тем темнее становилось вокруг. Уже перед самым входом в другую секцию подвала, он обернулся и ещё раз посмотрел на окошко, в которое влезал сюда. Оно показалось далёким-далёким, подёрнутым светлой дымкой. «Будто бы со дна колодца вверх смотришь, — подумал он. — Будто бы из-под толщи воды на солнце». Затем он вновь повернулся и вступил в кромешную тьму.

Специфический подвальный запах — он напоминал ему запах в павильоне тропических растений в Ботаническом саду, — здесь был гораздо более плотный, чем в первой секции, в которой не было никаких коммуникаций. Алёшка постоял немного, вглядываясь в непроглядную темноту, начинавшуюся сразу перед его глазами, и слух его ловил шорохи, утробное урчание труб, журчание воды. Впереди лежали метры затопленных полнейшим мраком катакомб и ему безумно захотелось отступить. Он представил, как делает шаг назад, как идёт по песку к окошку с отогнутым на улицу листом железа… и шагнул вперёд.

Ольга Петровец с Каролинкой пришли на другой конец дома и увидели, что все подвальные окна здесь забраны ржавыми листами железа с дырочками для вентиляции, либо частой металлической сетью.

— Оп-ля! — удивлённо воскликнула Петровец. — Недавно же были открыты! Ну, ничего, ты тогда стой здесь, а я пойду через первую парадную зайду. Если я его пропущу, то он всё равно сюда выйдет. Тогда скажи, чтобы через мусорку первой парадной выходил. Там открыто.

— Точно?

— Да точно, точно. Там из подвала в мусоросборник вообще дверей нет, а с улицы я дверь открою и зайду.

С этими словами Петровец развернулась и направилась к торцу девятиэтажки, чтобы обогнуть её и выйти на другую сторону здания: парадные размещались со стороны противоположной той, у которой стояли девчонки. Она уже почти дошла до угла, когда Кэри окликнула её:

— Послушай! А как я узнаю, что он дошёл?

— Ну, он же наверняка попробует открыть окно. Подёргает его. Ты увидишь, что там кто-то есть.

Петровец завернула за угол и улыбнулась. Конечно она знала, что все окна на этом конце забиты, но к чему об этом распространяться? Ха! То-то этот дурак напугается! Ха-ха! Замуровали! А тут ещё я откуда-нибудь выскочу! Вот было бы здорово, если бы он заорал от страха!

Подойдя к подъезду, Петровец согнала улыбку с лица, огляделась по сторонам и с усилием отодвинула перекошенную задвижку на двери камеры мусоропровода. В нос шибануло помойкой. Преодолевая отвращение, она шмыгнул в приоткрытую дверь и, ступая по полу, заваленному отходами, вступила на узенькую лестницу, ведущую в подвал.

Вообще-то, входы в подвал в домах типа Ольгиного, предусмотрены из парадной, но в последнее время на них всё чаще стали вешать замки, чтобы молодёжь туда не лазала. А про то, что в подвал можно попасть с улицы через мусоросборную камеру мало кто знал. Да и уличные двери самой камеры дворники частенько запирали. Но не все конечно: замки-то им жилконторы не выдавали.

Петровец вступила на подвальный песок и замерла, прислушиваясь. Нет, никого не слышно, только шорох-бормотанье воды в трубах. Петровец улыбнулась, представив, что Алёшка струсил и не пошёл по подвалу, и включила фонарик. В ту же секунду она чуть не выронила его, подпрыгнув на месте и сдавленно пискнув: мимо неё, словно гигантская серая крыса, стремительно прошмыгнула к выходу облезлая кошка. Петровец отлепилась от стены, тихо выругавшись, думая, что куртка теперь сзади испачкана побелкой, и чувствуя, как рассасывается внизу живота вакуум страха.

Взяв себя в руки, она двинулась к торцевой подвальной секции, точно такой же в какую спустился на другом конце дома Алёшка. Петровец не собиралась перехватывать его, как она сказала подружке, здесь, у первой парадной; она решила встретить его в самом конце пути, когда он войдёт в последнюю секцию подвала и увидит, что все окна закрыты; она даже позволит ему подойти к одному, чтобы и Кэри услышала, как он завизжит, когда она нападёт на него сзади; а может она появится у него перед носом и включит фонарик прямо в лицо, едва он переступит порог секции: тогда можно будет увидеть его физиономию, перекошенный от ужаса и неожиданности.

Так мечтала Ольга Петровец, присаживаясь на корточки в самом тёмном углу последней подвальной секции и видя сквозь частые дырочки железного листа в одном из окошек, обутые в короткие сапожки ноги Кэри. Улыбка блуждала на её губах и она не отдавала себе отчёта в том, что делает всё это лишь потому, что смертельно завидует Кэри: она-то давно знала, что Каролинка нравилась Алёшке, но молчала об этом, так как этот голубоглазый паренёк был неравнодушен и для её сердца.

Прошло минут 10 и Петровец, выкурив сигарету (она никогда не узнает, что тем самым невольно заставила сжаться от страха сердце того, кого она караулила), уже было стала проявлять нетерпение, что её «жертвы» так долго нет, — может действительно струсил и вернулся?