Детские страхи

— Успокойся. Пойдем со мной. Ты же не собираешься выкапывать трупы, да еще ночью? Ну увидишь там скелет, и будешь разглядывать, выискивая семейные черты? Есть гуманные способы.

— У меня нет времени, — от тупости происходящего и невозможности донести нужную информацию до этого парня я в бешенстве ударила руками по земле.

— У тебя нет выбора. Как видишь, лопату я не принес, предчувствуя неприятности. Тебе надо прийти в себя.

— Ты не все обо мне знаешь.

— Я хочу узнать о тебе больше. Но только не здесь. Атмосфера слегка напряженная. Я вижу, для тебя это важно, и я попрошу наших юристов заняться этим. А сейчас пошли.

Первое правило человека, просидевшего какое-либо время в психушке, ничего не рассказывать о себе и о своих чувствах. И сейчас я понимала, что в его глазах я веду себя неадекватно. Я попыталась собраться.

— Я не сумасшедшая.

— Я знаю. Я верю тебе. И все это действительно странно, — он повел рукой в сторону надгробия.

— Понимаешь, та женщина сказала, что мы полезли с ее мальчишками в тот дом и умерли там. Она сказала, что я похоронена на этом кладбище. Я ей не поверила, естественно. Я пришла, а тут, действительно, мой портрет на камне. Я должна знать, кто лежит там.

— Я понял. Что на это говорят твои родители? Ты звонила им?

— Они погибли в автокатастрофе девять лет назад.

— Еще родственники?

— Нет.

— Значит, подтвердить твою личность некому?

— Именно.

— Тогда сложнее. Но ты имеешь документы на имя Нины Резник?

— Да, — я вытащила бумажник, полистала сама, удостоверившись в своих словах, и кинула ему. Он посмотрел и вернул мне.

— У меня есть лучшая подруга, — вспомнила я.

— Это уже хорошо. Сколько вы знакомы?

— Не знаю. Очень давно. Лет десять.

— Нина, давай уйдем с кладбища. Я, конечно, мужчина и все такое, но мне здесь не по себе. Обещаю верить тебе и оказать посильную помощь. Прошу тебя, пошли.

— Хорошо.

— Переночуешь у меня, мне так спокойнее будет.

— Нет.

— Не бойся, я ведь полицейский. Со мной не страшно.

— Нет. Отвези меня домой. Мы встретимся завтра. Я возьму больничный.

— Может, к подруге. Одной лучше не оставаться.

— Поверь, я должна побыть одна.

Он смиренно вздохнул, усадив меня на переднее сиденье, сел в машину сам и завел двигатель.

— Плохая идея — переживать стресс одной, — напоследок высказался Влад.

Ехали мы в молчании, хотя я ощущала почти физически, сколько вопросов накипело у него. И была благодарна его сдержанности.

— Спасибо тебе за все, — я пожала ему руку, а он притянул меня и легонько коснулся губами моего рта, оставив отпечаток своего успокаивающего тепла. Я удивленно посмотрела на него и, покинув машину, пошла в сторону своего дома, не оборачиваясь. Обернуться — значило бы, сказать да, обещать завтра, дать надежду на будущее. У меня его не будет, и уж тем более я не могу подарить его другому человеку.

Сегодня мне не хотелось включать телевизор. Я приняла душ, надела платье, которое было на мне на недавнем несостоявшемся свидании, потому что захотелось частички красоты в ожидающем меня кошмаре, и села на матрас. Теперь я встречусь с жуткой тварью не в страхе, а в смирении. Я точно знала, что притащила ее из того старого дома. Это было то самое проклятье, о котором предупреждали надписи на полуразвалившихся стенах. Оставалось только понять, что ей от меня нужно и как от нее избавиться.

В комнате начал сгущаться мрак, образуя нечто неестественно плотное в воздухе. Хотя вокруг была чернота, я четко уловила тени, движущиеся в мою сторону.

— Я знаю, что ты из того особняка. Семнадцать лет назад ты убила моих друзей и пыталась убить меня. Кто ты? Что тебе нужно?

Я услышала свистящее тяжелое дыхание около моей шеи, затем существо обхватило руками мою голову. В небе из-за туч вышла луна, моментально проникнув через окно в мою комнату, и осветила силуэт, выросший надо мной. Оно подняло костлявую руку с обвисшими на ней остатками плоти и провело по тому месту, где у него должно быть лицо, открывая моему взгляду большую его часть. Предоставляя мне возможность увидеть страшный полуразложившийся лик некогда молодой девушки… мой лик. Мое лицо… Такое, каким оно было семнадцать лет назад.

— Ты убила меня. Ты живешь моей жизнью, — различила я страшный хрип существа, отвыкшего от человеческой речи.

— Что? — сначала я подумала даже, что ослышалась, и в воспаленном сознании всплывают отголоски моей собственной речи.

— Ты монстр из особняка, — прохрипело оно, наклоняясь ко мне ближе.

И я вспомнила последний обреченный взгляд, смотревших на меня залитых слезами глаз испуганной темноволосой девочки, над которой я склонилась в моем обиталище, чтобы забрать ее сущность… дабы жить самой.