В 1953 году услышал от профессора математики нашего института, что всех людей можно разделить на три категории подобно тригонометрическим функциям: на людей-синусов, людей-тангенсов и людей-секансов. Синус существует в узких пределах от +1 до -1.
Добавить в моё избранное
36 мин, 54 сек 10100
Тангенс — в неограниченных пределах: от плюс бесконечности до минус бесконечности.
Зато секансу (обратной величине синуса), существующему в пределах от плюс бесконечности до минус бесконечности, в то же время недоступны значения от +1 до -1: необычным людям-секансам, которым доступны любые высоты и крайности, та узкая зона существования заурядных людей-синусов — недоступна! И я встретил его: удивительного человека, оказавшегося таким секансом.
Случайно столкнулся с ним перед лифтом у себя на этаже, и он спросил меня, где живет кто-то из соседей. Поскольку очередной раз был не в лучшем настроении, быстро ответил и сразу направился к себе. Не отреагировал на его предложение заходить к нему. Ну, еще один «русский» старик в нашем доме, субсидируемым по восьмой программе! Слышал потом от соседей о каких-то его чудачествах, не вызывавших желания начать общение.
Но оно началось и сразу как-то стало тесным, когда меня удалось уговорить начать ходить в «детский (или дедский) садик» — дневной оздоровительный центр для пожилых людей. В автобусе, который забирал нас из дома, чтобы везти в «садик», свободные места были лишь в самом заднем ряду: я оказался там рядом с ним. Заговорили: Ефим сказал, что он кораблестроитель, а я — что по образованию гидромеханизатор земляных работ. Начал перечислять названия элементов корабельного набора, общие с такими же у понтонов корпусов земснарядов: кильсоны, шпангоуты, флоры, бимсы, пиллерсы. Разговор продолжили, когда приехали в «садик».
И в тот же день зашел в его тесно заставленную квартиру на этаж ниже моего. Кроме игрушечной железной дороги на фанерном листе, лежавшем на постели (он сказал, что убирает её с неё каждый вечер перед сном) с удивлением обнаружил и компьютер, хотя уже знал, что ему больше девяноста лет. Квартира его, вообще, обилием разной аппаратуры, напоминало даже больше не жилье, а лабораторию.
О том, что у меня тоже компьютер есть, он знал от тех «русских» соседей, которые раньше меня стали общаться с ним: я их и уговорил когда-то завести его. Главное, как он сказал, они ему сообщили, что я им умею пользоваться великолепно, как он выразился. Я так, конечно, не считал, хотя всегда бегал к ним, когда возникали у них проблемы, но пообещал в подобных случаях помогать и ему.
Он стал часто обращаться ко мне, едва у него что-то не ладилось, и я спускался помочь ему. Когда что-то у меня не получалось, удивлялся: «Но ты же можешь всё!». Моим уверениям, что это совсем не так, верить не хотел.
Пришел в неописуемый восторг, когда я продемонстрировал ему разговор с помощью веб-камеры по Интернету, благодаря которой собеседники, находящиеся на любом расстоянии, не только слышат, но и видят друг друга. Немедленно потащил меня в магазин Walmart купить камеру и ему, и в тот же вечер я установил её на его компьютер. Радости его не было предела, когда говорил он с внуком, живущим тогда в другом штате, видя его перед собой.
Единственной трудностью было его требование, чтобы я называл его, как уже другие соседи, на «ты». Я сопротивлялся целый месяц, но вынужден был уступить, хотя в обращении на «ты» именно к нему невольно было больше уважения, чем на «вы» к большинству других.
Он был неповторим во многом. Главное, в своей доброте: до него я не встречал такого. В первую очередь, в его отношении ко всем без исключения: все, как говорила дочь его, «были у него белыми и пушистыми». Даже такие, которых не только я не переваривал: не мог и им отказать, когда просили о чем-то. Несколько раз выходило это ему боком.
Пьяница, сосед по дому, которому он подарил лишний свой диван и при этом сам помогал отнести его вдвоем, умудрился в какой-то момент взяться так, что весь вес пришелся на него одного. И в результате необходимость операции паховой грыжи. Потом не совсем нормальная соседка, замучившая всех, кого могла, нытьем и жалобами на свои проблемы, вместо того, чтобы самой сходить поздно вечером в аптеку, не придумала ничего лучше, как попросить об этом его. А он, в своих толстых очках, в темноте споткнулся обо что-то и расшиб колено.
Принципиальной его чертой в отличие от многих было и отсутствие отстаивания мелких своих интересов. В автобусе «дедского сада», возившего нас, всегда садился в заднем ряду, где больше всего трясло: даже когда были свободные места впереди. И сидя там, терпеливо слушал обязательную утреннюю «политинформацию», которую сразу же начинал бывший полковник: громким голосом и авторитетным тоном.
Поражало и неустанное его трудолюбие: каждодневно занимался изучением английского на уроках в «садике», проводившихся учительницей — милейшей, очень интеллигентной таиландкой. Позже, когда уроки её прекратились, уединяясь где-нибудь и, одев наушники, слушал магнитофон с записями уроков.
Не употреблял ругательств, но, пересказывая чьи-то слова, спокойно произносил в любой компании матерные выражения.
Зато секансу (обратной величине синуса), существующему в пределах от плюс бесконечности до минус бесконечности, в то же время недоступны значения от +1 до -1: необычным людям-секансам, которым доступны любые высоты и крайности, та узкая зона существования заурядных людей-синусов — недоступна! И я встретил его: удивительного человека, оказавшегося таким секансом.
Случайно столкнулся с ним перед лифтом у себя на этаже, и он спросил меня, где живет кто-то из соседей. Поскольку очередной раз был не в лучшем настроении, быстро ответил и сразу направился к себе. Не отреагировал на его предложение заходить к нему. Ну, еще один «русский» старик в нашем доме, субсидируемым по восьмой программе! Слышал потом от соседей о каких-то его чудачествах, не вызывавших желания начать общение.
Но оно началось и сразу как-то стало тесным, когда меня удалось уговорить начать ходить в «детский (или дедский) садик» — дневной оздоровительный центр для пожилых людей. В автобусе, который забирал нас из дома, чтобы везти в «садик», свободные места были лишь в самом заднем ряду: я оказался там рядом с ним. Заговорили: Ефим сказал, что он кораблестроитель, а я — что по образованию гидромеханизатор земляных работ. Начал перечислять названия элементов корабельного набора, общие с такими же у понтонов корпусов земснарядов: кильсоны, шпангоуты, флоры, бимсы, пиллерсы. Разговор продолжили, когда приехали в «садик».
И в тот же день зашел в его тесно заставленную квартиру на этаж ниже моего. Кроме игрушечной железной дороги на фанерном листе, лежавшем на постели (он сказал, что убирает её с неё каждый вечер перед сном) с удивлением обнаружил и компьютер, хотя уже знал, что ему больше девяноста лет. Квартира его, вообще, обилием разной аппаратуры, напоминало даже больше не жилье, а лабораторию.
О том, что у меня тоже компьютер есть, он знал от тех «русских» соседей, которые раньше меня стали общаться с ним: я их и уговорил когда-то завести его. Главное, как он сказал, они ему сообщили, что я им умею пользоваться великолепно, как он выразился. Я так, конечно, не считал, хотя всегда бегал к ним, когда возникали у них проблемы, но пообещал в подобных случаях помогать и ему.
Он стал часто обращаться ко мне, едва у него что-то не ладилось, и я спускался помочь ему. Когда что-то у меня не получалось, удивлялся: «Но ты же можешь всё!». Моим уверениям, что это совсем не так, верить не хотел.
Пришел в неописуемый восторг, когда я продемонстрировал ему разговор с помощью веб-камеры по Интернету, благодаря которой собеседники, находящиеся на любом расстоянии, не только слышат, но и видят друг друга. Немедленно потащил меня в магазин Walmart купить камеру и ему, и в тот же вечер я установил её на его компьютер. Радости его не было предела, когда говорил он с внуком, живущим тогда в другом штате, видя его перед собой.
Единственной трудностью было его требование, чтобы я называл его, как уже другие соседи, на «ты». Я сопротивлялся целый месяц, но вынужден был уступить, хотя в обращении на «ты» именно к нему невольно было больше уважения, чем на «вы» к большинству других.
Он был неповторим во многом. Главное, в своей доброте: до него я не встречал такого. В первую очередь, в его отношении ко всем без исключения: все, как говорила дочь его, «были у него белыми и пушистыми». Даже такие, которых не только я не переваривал: не мог и им отказать, когда просили о чем-то. Несколько раз выходило это ему боком.
Пьяница, сосед по дому, которому он подарил лишний свой диван и при этом сам помогал отнести его вдвоем, умудрился в какой-то момент взяться так, что весь вес пришелся на него одного. И в результате необходимость операции паховой грыжи. Потом не совсем нормальная соседка, замучившая всех, кого могла, нытьем и жалобами на свои проблемы, вместо того, чтобы самой сходить поздно вечером в аптеку, не придумала ничего лучше, как попросить об этом его. А он, в своих толстых очках, в темноте споткнулся обо что-то и расшиб колено.
Принципиальной его чертой в отличие от многих было и отсутствие отстаивания мелких своих интересов. В автобусе «дедского сада», возившего нас, всегда садился в заднем ряду, где больше всего трясло: даже когда были свободные места впереди. И сидя там, терпеливо слушал обязательную утреннюю «политинформацию», которую сразу же начинал бывший полковник: громким голосом и авторитетным тоном.
Поражало и неустанное его трудолюбие: каждодневно занимался изучением английского на уроках в «садике», проводившихся учительницей — милейшей, очень интеллигентной таиландкой. Позже, когда уроки её прекратились, уединяясь где-нибудь и, одев наушники, слушал магнитофон с записями уроков.
Не употреблял ругательств, но, пересказывая чьи-то слова, спокойно произносил в любой компании матерные выражения.
Страница
1 из 10
1 из 10
