Отвергнутая Сольвейг

Зачем, почему поступил он так: по-детски как-то, неосознанно, жестоко? Разве была бы изменой памяти любимой жены то, что дожили бы они рядом друг с другом? Не радовалась бы с того света его Танечка, видя, что рядом с ним женщина, которая, хорошо знала она, не прекращала любить его? Окружающая её Фимочку непрерывной заботой и теплом: им лишь дышащую.

На что обрек он её? На безнадежное сознание того, что жизнь не удалась — невыносимую душевную муку, которую лишь в последние предсмертные годы приглушил острый склероз.

Фима, Фима! Эх!

В 2011 году ему исполнялось ровно сто лет, и все ждали это великое событие: он сам, всё его потомство и мы — его многочисленные друзья. Казалось, годы шли, а он ничуть не менялся: с такой же ясной памятью, прежней любознательностью. Только в «садик» стал ходить лишь два дня в неделю вместо положенных ему пяти, объясняя, что иначе мало успевает прочесть и сделать.

Но потихоньку стал сдавать, хотя в этом пока ничего особо страшного никто еще не видел. Первое, что стало заметно, лишь что он уже не состоянии сразу съесть столько, сколько раньше: съедал в «садике» за обедом лишь первое блюдо, а второе забирал в коробочке домой, но съедал ли его там, никто точно не знал. О том, что он слишком сильно худеет, Вере сообщила медсестра из «садика» после очередного взвешивания примерно за полгода до дня его рождения.

Вера срочно отправилась к его лечащему врачу. Немедленно сделанные анализы и компьютерная томография показали страшное: рак желудка.

Он ни за что не хотел, чтобы об этом знали. На вопрос о своем самочувствии непременно отвечал:

— Как всегда: лучше всех.

Так же ответил и мне при очередном звонке ему, но я сказал:

— Это для других. А мне — правду.

— Тогда: на два с плюсом.

А так хотелось дожить до своего столетия: началась борьба врачей, но не за спасение его — лишь хоть за какое-то продление его жизни. Что только не применялось: химиотерапия, искусственное кормление через трубку. В госпитале: когда находился дома, в «садике» появлялся уже не чаще раза в неделю. И, выходя из автобуса, давал женщинам уже по две конфеты «Коровка».

— Мне обязательно надо дожить до него, — сказал он мне незадолго до своего юбилея. В те дни он еще как-то держался, хотя был уже заметно слабым: наверно, только усилием воли.

И празднование его, несмотря на Фимино состояние, не стали отменять. Только устроили его уже не в Вест Голливуде, где не раз уже отмечались нами события по-нашему в маленьком русском ресторане «Каштан» на Санта Монике — с обильным возлиянием, дружным пением и танцами. Вместо этого оно было в самом Лонг Биче, чтобы не везти Фиму далеко: в китайском ресторане «сифуд», то есть морепродуктов, со «шведским столом», но с двумя небольшими отдельными залами, в одном из которых мы и поместились. Нам сделали некоторые послабления: мы, не скрываясь, могли пить алкоголь, без чего у нас, «русских», такие мероприятия не бывают.

Это было 4 декабря, хотя родился он пятого: учли, что в Москве в это время 5 декабря уже наступит. Для нас с Эммой такое давало возможность присутствовать: 5 декабря мы улетали в Мексику, чтобы увидеть пирамиды Теотиуакана и древних городов майя — давняя моя мечта.

Народа было немало: потомство его; его друзья, включая нас, и Веры; его друзья и часть персонала нашего «садика». Наконец, появился и он: нарядно одетый, улыбающийся радостно всем. Можно было подумать, глядя на него, что невероятным усилием воли он заставил страшную свою болезнь оставить его на время. Но, когда, позвав меня, попросил он отвести его в туалет, я, ведя его, поддерживая, чувствовал, чего ему стоил его сегодняшний вид: что это был, без преувеличений, подвиг.

А он еще произнес речь, замечательную: в которой сказал, в чем секрет того, что смог он дожить до ста лет: надо любить людей, любить свою семью, любить свою работу. И много речей было сказано о нем, его удивительной натуре, о его нелегком жизненном пути, об успешном творческом. Я тоже произнес короткую речь, закончив её пением нашей еврейской здравицы «Ломир але», без которой никогда не обходилось ни одно торжественное застолье у моих родителей.

Ему удалось еще два раза отметить свой юбилей: в нашем «садике» и с бывшими сотрудниками своего КБ по проектированию судов «Вымпел» в Нижнем Новгороде — с помощью веб-камеры и Скайпа. Последнее — 5 декабря, и в небольшой статье в нижегородской газете «Волго-Невский», полученной от Веры, было написано:

«В 1937 году он окончил кораблестроительный факультет Горьковского Индустриального института, до 1998 года работал в ЦКБ «Вымпел» сначала конструктором, затем начальником группы теории корабля и опытового бассейна. С 1953 года более двадцати лет возглавлял отдел мореходных качеств. Участвовал в создании многих типов морских и речных судов, спроектированных в КБ.