Я пугаюсь луны, я боюсь света солнца. Я боюсь тех, кто в поле и тех, кто в лесах, Всех, кто рыдает и всех, кто смеётся…
37 мин, 19 сек 12574
Моя жизнь — это страх. Моя жизнь — это страх.
Где-то вдали — Ледяные Собаки,
Благородны как небо, надёжны как боль.
Где-то вдали Ледяные Собаки,
Ледяные Собаки — следом за мной.
Ледяные Собаки поют свои песни
Ледяные Собаки смакуют свой лай.
Ледяные Собаки — злы и чудесны
Несутся за мной сквозь морозную даль.
Чёрный Спрут Эрруш
«Прозрения»,
XXVII — «Ледяные Собаки»
Их было двое — одна повыше, другая пониже, одна смуглая, другая скорее бледная, и обе скуластые, с чёрными раскосыми глазами, как и подобает уроженцам Кемавра. Одеждой им служили длинные чёрные халаты, а припасов с собой почти не было — только увесистая сумка, которую высокая несла на спине. Много дней шли они через бескрайнюю травяную равнину, пожелтевшую и сникшую под тяжёлым дыханием осени, сторонясь наезженных дорог и тенистых перелесков, ночевали в оврагах и едва ли обменялись парой слов.
Пятый день оказался хмурым и ветреным. Тучи наползали на солнце, прыгали в густой траве встревоженные зайцы, и каждый порыв ветра нёс крепкий привкус влаги. Собиралась гроза — им следовало поторопиться.
В полдень, когда уже падали первые капли, они увидели акведук. Угрюмый, приземистый, сложенный из чёрного кирпича, тянулся он от горизонта к горизонту бесконечной вереницей из опор и арок и казался таким же древним и непреходящим, как земля или небо. Время его щадило — опоры держали вес, верхняя часть почти не осыпалась и даже желоб наверняка сохранял герметичность и вполне мог, как и полторы тысячи лет назад, нести воду для орошения Заброшенных Пашен.
Последнее, впрочем, едва ли когда-нибудь будет нужно.
Ливень хлынул сразу же, стоило им зайти под арку, и можно было расслышать, как наверху, в желобе, зашевелился крошечный ручеёк. Высокая опёрлась спиной об стену; так, что пониже, сложила руки горсточкой, выставила наружу и стала умываться дождевой водой.
Зашуршала трава.
— Вы смотритель этого акведука?— никуда не глядя, спросила высокая. Голос был на удивление громкий и властный, каким камни двигать можно.
— Да, я, — шаги стихли, — А вы кто?
— Можно здесь укрыться от дождя?
— Кхм! Я, кажется, задал вопрос — кто вы такие? Если ответа не будет, я вас арестую.
— Арестовать вы не сможете, — парировала высокая, — смотрителю акведуков оружие не выдают. А насчёт вопроса вашего… Мы — путешественники. Ходим, ездим, смотрим по сторонам. Ищем.
— И что же вы ищете?
— Вы давно сидите без вина?— высокая его словно и не слушала. Она была из тех, кто умеет выбить почву из-под ног, — Едва ли здесь хорошее снабжение. Дичи можно настрелять, мукой запастись, а вот вино выходит быстро, особенно одинокими осенними вечерами. Мили и мили акведука над головой и голое поле справа и слева — тут и волком взвоешь, не правда ли?
— Послушайте…
— У нас есть немного с собой. Давайте уладим все вопросы за обедом.
— А вы не особенно вежливы.
Смотритель был совсем не представительным старичком в форменной куртке с красным воротником и лёгким медным жезлом на поясе. Его каморка располагалась на пятьдесят арок южнее, как раз под узлом, где акведук разделялся надвое; сложенная из тех же чёрных кирпичей и подогнанная вплотную к ведущей колонне, она сливалась с ним в единое целое. Внутри была крошечная комнатка, из тех, на которых тесно даже одному, с окном, столом и подобием кровати. Три человека в ней просто не смогли бы дышать, поэтому столик пришлось вытащить наружу, под своды акведука. Ветер, к счастью, стих, грозы не было, так что дождь застолью почти не мешал.
На столе были подсохшая колбаса, немного сыра, хлеб и подгоревший кусок куропатки. Каким-то образом удалось разделить это на троих. Из мешка появился старательно обвязанный кувшинчик с пахучим тёмным вином; стакан, правда, был только один, и пить пришлось по очереди.
— Так воспитаны, — высокая пожала плечами.
— Ничего, не в обиде. Здесь привыкаешь ценить любое общество.
Так, что поменьше, молча жевала сыр. Смотритель невольно засомневался, умеет ли она вообще говорить.
— Вы, наверное с юга. Из Кемавра, да?
— Почти.
— Сразу видно, что нездешние. Я ведь и сам нездешний.
— Неужели! А откуда?
— Маджолва. Вы знаете, где это?
— Конечно! Самый юг, а потом восточней, на побережье. Там ещё Острова Кактусов поблизости.
— Точно, точно… Вы разбираетесь в географии. Сразу видна, женщина учёная. Я и сам когда-то образованный был, чего там, ощущаю… Кстати, зачем вы здесь?
— Мы путешественники.
Старик качнул высохшей головой.
— Не похожи. Путешественники без коней, кареты, прислуги… Не бывает! Скорее беглецы, которые последнюю лошадь загнали. Верно говорю?
Высокая осушила стакан и посмотрела ему в глаза.
Где-то вдали — Ледяные Собаки,
Благородны как небо, надёжны как боль.
Где-то вдали Ледяные Собаки,
Ледяные Собаки — следом за мной.
Ледяные Собаки поют свои песни
Ледяные Собаки смакуют свой лай.
Ледяные Собаки — злы и чудесны
Несутся за мной сквозь морозную даль.
Чёрный Спрут Эрруш
«Прозрения»,
XXVII — «Ледяные Собаки»
Их было двое — одна повыше, другая пониже, одна смуглая, другая скорее бледная, и обе скуластые, с чёрными раскосыми глазами, как и подобает уроженцам Кемавра. Одеждой им служили длинные чёрные халаты, а припасов с собой почти не было — только увесистая сумка, которую высокая несла на спине. Много дней шли они через бескрайнюю травяную равнину, пожелтевшую и сникшую под тяжёлым дыханием осени, сторонясь наезженных дорог и тенистых перелесков, ночевали в оврагах и едва ли обменялись парой слов.
Пятый день оказался хмурым и ветреным. Тучи наползали на солнце, прыгали в густой траве встревоженные зайцы, и каждый порыв ветра нёс крепкий привкус влаги. Собиралась гроза — им следовало поторопиться.
В полдень, когда уже падали первые капли, они увидели акведук. Угрюмый, приземистый, сложенный из чёрного кирпича, тянулся он от горизонта к горизонту бесконечной вереницей из опор и арок и казался таким же древним и непреходящим, как земля или небо. Время его щадило — опоры держали вес, верхняя часть почти не осыпалась и даже желоб наверняка сохранял герметичность и вполне мог, как и полторы тысячи лет назад, нести воду для орошения Заброшенных Пашен.
Последнее, впрочем, едва ли когда-нибудь будет нужно.
Ливень хлынул сразу же, стоило им зайти под арку, и можно было расслышать, как наверху, в желобе, зашевелился крошечный ручеёк. Высокая опёрлась спиной об стену; так, что пониже, сложила руки горсточкой, выставила наружу и стала умываться дождевой водой.
Зашуршала трава.
— Вы смотритель этого акведука?— никуда не глядя, спросила высокая. Голос был на удивление громкий и властный, каким камни двигать можно.
— Да, я, — шаги стихли, — А вы кто?
— Можно здесь укрыться от дождя?
— Кхм! Я, кажется, задал вопрос — кто вы такие? Если ответа не будет, я вас арестую.
— Арестовать вы не сможете, — парировала высокая, — смотрителю акведуков оружие не выдают. А насчёт вопроса вашего… Мы — путешественники. Ходим, ездим, смотрим по сторонам. Ищем.
— И что же вы ищете?
— Вы давно сидите без вина?— высокая его словно и не слушала. Она была из тех, кто умеет выбить почву из-под ног, — Едва ли здесь хорошее снабжение. Дичи можно настрелять, мукой запастись, а вот вино выходит быстро, особенно одинокими осенними вечерами. Мили и мили акведука над головой и голое поле справа и слева — тут и волком взвоешь, не правда ли?
— Послушайте…
— У нас есть немного с собой. Давайте уладим все вопросы за обедом.
— А вы не особенно вежливы.
Смотритель был совсем не представительным старичком в форменной куртке с красным воротником и лёгким медным жезлом на поясе. Его каморка располагалась на пятьдесят арок южнее, как раз под узлом, где акведук разделялся надвое; сложенная из тех же чёрных кирпичей и подогнанная вплотную к ведущей колонне, она сливалась с ним в единое целое. Внутри была крошечная комнатка, из тех, на которых тесно даже одному, с окном, столом и подобием кровати. Три человека в ней просто не смогли бы дышать, поэтому столик пришлось вытащить наружу, под своды акведука. Ветер, к счастью, стих, грозы не было, так что дождь застолью почти не мешал.
На столе были подсохшая колбаса, немного сыра, хлеб и подгоревший кусок куропатки. Каким-то образом удалось разделить это на троих. Из мешка появился старательно обвязанный кувшинчик с пахучим тёмным вином; стакан, правда, был только один, и пить пришлось по очереди.
— Так воспитаны, — высокая пожала плечами.
— Ничего, не в обиде. Здесь привыкаешь ценить любое общество.
Так, что поменьше, молча жевала сыр. Смотритель невольно засомневался, умеет ли она вообще говорить.
— Вы, наверное с юга. Из Кемавра, да?
— Почти.
— Сразу видно, что нездешние. Я ведь и сам нездешний.
— Неужели! А откуда?
— Маджолва. Вы знаете, где это?
— Конечно! Самый юг, а потом восточней, на побережье. Там ещё Острова Кактусов поблизости.
— Точно, точно… Вы разбираетесь в географии. Сразу видна, женщина учёная. Я и сам когда-то образованный был, чего там, ощущаю… Кстати, зачем вы здесь?
— Мы путешественники.
Старик качнул высохшей головой.
— Не похожи. Путешественники без коней, кареты, прислуги… Не бывает! Скорее беглецы, которые последнюю лошадь загнали. Верно говорю?
Высокая осушила стакан и посмотрела ему в глаза.
Страница
1 из 10
1 из 10