Ледяные Собаки

— А давайте вы расскажите нам про свою молодость, — вдруг предложила она, — Где родились, как вы учились, почему уехали из страны. Насколько я знаю, в Маджолве ценятся образованные люди; тем более странно, что молодой человек, имеющий шансы на блестящую карьеру, вдруг бросает всё…

— Перестаньте, перестаньте, — старик тряс головой и заслонялся руками, — Не надо меня пытать. Я уже понял, как вы это делаете. Начинаете говорить, говорить, говорить…

— А всё же, расскажите, — высокая закончила с едой и растянулась на влажной траве, — нам и правда интересно. Или хотя бы про акведук.

Маленькая дожевала и устроилась рядом, поджав ноги.

— Давайте вы.

— Не упрямьтесь. В вашем возрасте интересуют только свои собственные истории.

— Это ещё почему?

— Да потому, что мы слушаем других только затем, чтобы потом рассказать про себя. Валяйте, я само внимание, — она пододвинула сумку поближе, видимо, раздумывая, не пристроить ли её вместо подушки, — Хороший слушатель в наше время — редкость. Равно как и в любое другое. Вы ведь об этом здесь мечтаете, верно? Ни о деньгах, ни о славе, ни о внуках, а что придёт кто-то и выслушает вашу историю. Это в ваших глазах, руках, голосе…

— Ну ладно, — смотритель ухмыльнулся, словно только и ждал такого вторжения, — Хорошо, чего там, расскажу, если надо. Я ведь старая крепость, сразу сдамся, да только никто не берёт. Вам повезло, что жизни мне осталась мало и терять в ней нечего! И ещё учтите — я давно выжил из ума, впал в детство и всё выдумал. Всё, до последнего слова!

— Давным-давно и далеко-далеко отсюда я был молод, здоров и состоял учеником чародея. Да, я с детства знал, что за колдовство по законам моей родине посыпают солью и заживо суют в плавильную яму, словно ты кусок железной руды, и только потомственные дворяне имеют право на небольшую поблажку — через полчаса после загрузки их вытаскивают, дают выпить воды, а потом суют обратно — и всё-таки был им, хотя так ничему путному и не научился. Ведь колдовство — это не медицина и не политика, это что-то ближе к музыке: изощрённый набор приёмчиков и находок, который составляешь из собственных шишек и пары-тройки загадочных книг, ветхих и непонятных.

Через книги я с ним и познакомился. Имя его от вас скрою, потому что на ход истории оно не влияет никак. Моё не скажу тоже — вступив на должность, я утратил его автоматически, а называться чужим именем запрещено по закону.

Так вот, про книги. В тот сухой сезон мне шёл девятнадцатый год. Я питался чем придётся, спал где получится, а ещё у меня не было легального дохода, друзей и реальных планов на будущее. Всё своё время с тех пор, как вылетел из семинарии, я посвящал запрещённым книгам и имел все шансы разбогатеть на их перепродаже, если бы не глупейшая привычка их читать. Как итог, я держал их у себя неделями и серьезно терял в срочности, а никакой покупатель ждать не любит.

От полного разорения спасал меня один дар — тот же самый, что заставил в четырнадцать бросить дом и пешком уйти в столицу. Я запоминал — если читал достаточно медленно и внимательно — любую страницу из любой книги, даже на незнакомом языке, всю, полностью, вместе с буквицами, заголовками, кляксами и картинками. Закрыв глаза, я мог её даже листать — от первой страницы к последней, причём каждая копия была точнее, чем получилась бы у самого дотошного переписчика. А читал я всё, что проходило через мои руки; неудивительно, что через полгода торговли я мог изложить положения любой существующей ереси даже лучше, чем её основатели.

С ним меня свела книга «Семнадцать Светильников» — её автора утопили где-то на Камате. Тот экземпляр, что попал ко мне, был, наверное, единственным — ужасающая авторская рукопись, просто чёрная от помарок. Я обещал её другому клиенту, но тут подвернулся он и предложил такую цену, что я сразу понял — он не из заурядных смакователей запретного.

Он жил на окраине столицы, в симпатичном двухэтажном домике с круглой прихожей, похожей на колодец. Происходил, похоже, из обедневших, молодым служил в тяжёлой коннице, а теперь вышел в отставку и решил посвятить себя запретным наукам. Я не знал, какая у него библиотека — такие вещи никогда не показывают — но сразу понял, что изрядная. Такие люди относятся серьёзно ко всему.

Надо сказать, что моя библиотека была целиком в голове. Перекупщики вроде меня держали у себя, как правило, только одну книгу — тогда был шанс оправдаться, что ты её просто нашёл и ни слухом ни духом насчёт запрета. В первый раз такое проходило, особенно если плакать и каяться. Так вот, книга у меня была одна, а все прочие я просто знал, где можно найти, целиком или хотя я бы кусочками, и при случае принимал на них заказы. Согласен, метод ненадежный и медленный, но и торговал-то я не бакалеей! Даже в букинистиках, плативших страже ежемесячную дань и хранивших только детские вещички, продавали поштучно и от случая к случаю.