Рыбка моя

Кстати, Никита, можно Вас кое о чём спросить?

— Пожалуйста.

— Вот Вы сразу же мне позвонили, всё рассказали. Почему именно мне? Вы же меня совсем не знаете?

— Но Вы её соседка. Просто больше я не знаю никого, кто мог бы помочь её семье найти Свету.

— Неужели у Юли нет телефонов её родных, знакомых, в конце концов?

— Она же их от меня и спрятала, стоило мне только заикнуться, чтобы кому-нибудь сообщить. С другой стороны, может, она права. Юля хорошо знает, каково для матери узнать о смерти ребёнка… Нет, не она, у нас была ещё сестра.

Сашенька, так звали сестру Никиты и Юли, попала под машину, когда ей было три годика. Шестилетняя Юля помнила, как убивалась их мать, когда Сашеньки не стало. Сама от горя чуть не умерла. И если бы не она и годовалый Никита, точно бы над собой что-нибудь сделала.

— А Света у родителей одна-единственная.

— Одна, — согласилась Кира. — Но у них ещё внучка есть.

— Да, бедный ребёнок!

— Ну, так что лучше: сказать им или не надо?

— Честно говоря, я и сам не знаю. С одной стороны, они её ищут, надеются, по-хорошему лучше бы сразу им сказать. Но если у них больное сердце или они люди верующие… Знал бы я их, проще было бы решить. А так…

— Тогда я, наверное, расскажу своей маме. Они всё-таки с детства друг дружку знают. Счастливо, Никита. И спасибо, что позвонили.

— Не за что. Вам спасибо, что пришли. Наверное, Света была Вашей подругой?

— Нет, просто соседи.

Когда Кира вышла из кафе, фонари давно уже зажглись, освещая путь счастливцам, спешащим разойтись по домам после рабочего дня. Фары стремительно мчащихся автомобилей сверкали, отражаясь от стёкол, зеркал и блестящих бамперов. А над городом, хвастаясь своими золотистыми боками, возвышалась пышная, как масленичный блин, луна.

— Кира, постойте! — окликнул девушку вышедший следом Никита. — Давайте, я Вас провожу.

— Но я не в Москве живу, — напомнила Кира.

— Я тоже. Вам до…

— До Железки.

— Тогда нам точно по пути. Я из Балашихи.

— Тогда пойдёмте вместе.

И хотя по пути им оказалось только до вокзала, дорогой молодые люди успели поговорить о многом — в основном, о всяких пустяках, о которых по прошествии нескольких минут никто бы даже не вспомнил.

Знала бы тогда Кира, каким будет её разговор с мамой, а заодно и с папой! Самое обидное — думала ведь именно головой. Зачем села в электричку, следующую до Петушков? Да потому, что она отъезжала не вдруг, следовательно, была куда свободнее Электрогорской, в которую Кира ещё успела бы заскочить. Потому что там были свободные места, в отличие от Фрязевской, заполненной людьми от тамбура до тамбура. Потому что она уже стояла, а ту, что до Крутого, пока только обещали подать. И, наконец, потому, что до Железнодорожной должна была отправиться ещё позже. Можно было бы, конечно, догадаться, что Кира, плохо спавшая этой ночью, проснётся от толчка в плечо: «Девушка, конечная». Но кто ж мог знать, что такое произойдёт наверняка?

Пока она стояла в Петушках ждала электричку, пока доехала до Железнодорожной… Словом, когда она вернулась домой, было уже за полночь, что родителей отнюдь не обрадовало.

— Я, конечно, понимаю, молодой симпатичный парень, — выговаривала ей мама. — Но могла бы на минуточку оторваться от его прекрасных глаз и посмотреть, куда идёт электричка.

— Так она в Железке останавливалась.

— В таком случае, — ругался папа, — каким местом надо думать, чтобы так далеко уехать?

— А я и не думала — я спала.

— Ладно, — примирительно сказала мама, немного остыв. — Садись ужинать, горе луковое.

Только теперь Кира почувствовала, как она проголодалась. Целого быка бы съела! Наскоро умывшись, девушка пошла на кухню и принялась с аппетитом уплетать только что подогретую картошку. Мама поставила чай и села рядом.

— Ну, как Никита? — стала спрашивать Киру. — Парень-то хоть ничего?

— Да ничего вроде, — пожала плечами девушка.

«Надо бы сказать сейчас, что у нас была за встреча и по какому поводу».

Но решиться на это было не так-то легко. Тем более, когда мама болтает без умолку, не давая вставить ни слова.

— Кирочка, только я тебя умоляю, не влюбляйся в него слишком сильно. А то Светка вон влюбилась на свою голову. Он её два раза предал, морочил ей голову, ноги об неё вытирал, а она: люблю, люблю. Вот и довела её эта любовь! Прибегает к подруге, говорит: жить без него не могу, лучше умру! И всё. Тётя Катя её теперь даже похоронить по-человечески не может.

С этими словами мать сокрушённо покачала головой.

— Да уж, какой тут по-человечески! — вырвалось у Киры, прежде чем до неё дошла, наконец, первая часть и успела удивить вторая. — Подожди, а что, эта рыба умерла?

— Какая рыба?