Добавить в моё избранное
34 мин, 9 сек 7733
Минуты текут мучительно медленно, подобно некой вязкой субстанции, и чем бы ни был занят мой разум, где-то в глубине пульсирует образ астронавта, оставшегося один на один с бездной и книгой со странным названием… как его?… «Невыразимые культы».
Я не знаю, сколько проходит времени, прежде чем изумленный голос Коула возвещает:
— Ого! Да тут целое послание! Это не записи переговоров, это… Даже не знаю. Может, предсмертная записка? Или предостережение?
От его слов веет холодом. Передо мной вновь появляется образ астронавта, лишившегося всего — корабля и друзей — и обречённого на неминуемую гибель, когда иссякнут энергоблоки скафандра и прекратится регенерация кислорода. Человек висит в черноте космоса, сжимает в руках книгу (зачем))) и торопливо диктует своё последнее послание, зная, что, скорее всего, никто и никогда его не услышит…
Из оцепенения меня выводит голос ксенобиолога Анны Казарес:
— Андрей! Андрей! — зовёт она. — Ты меня слышишь?
— Да, — я переключаю внимание на неё. Лицо у неё бледнее обычного, и глаза как-то тревожно бегают.
— Андрей, я только что сделала химический анализ книги. Это целлюлоза! Книга из настоящей целлюлозы! Таких уже лет двести не производят! Но это ещё не всё, — тут голос Анны приобретает странные интонации. — Знаешь, что показал анализ обложки? Это кожа, Андрей! Человеческая кожа!
Я внутренне содрогаюсь. Бог мой, с какой жуткой загадкой мы столкнулись?
ФАЙЛ # 1.
«… чёрт, никогда не вёл дневников… И предсмертных записок тоже не писал. Ладно, всё когда-то бывает в первый раз… Меня зовут Питер Алан Эллиот. Мне сорок два года. Я планетолог. Член экипажа корабля «Инсоленс»… Ч-чёрт! Бывшего корабля, потому что он превратился… Срань господня, даже не знаю, как это описать… Ладно. Попробую собраться и рассказать всё с самого начала. В смысле — с высадки на Беллис.
Когда «Инсоленс» вышел на орбиту 51 Пегаса, мы устроили грандиозный банкет. Извлекли из тайников все запасы спиртного и напились так, как это только возможно с учётом корабельной дисциплины. Очень уж много надежд мы связывали с этой планетной системой. Конечно, наибольший интерес представлял повёрнутый к звезде всегда одной стороной гигант Беллерофонт с его спутниками, а Беллис, маленькой, сухой и холодной, похожей на Марс, первоначально никто не придавал особого значения. До тех пор, пока мы не взглянули свежими взорами на её рельеф.
— Ты только погляди на это! — воскликнул мой друг и коллега Герман Отс, едва мы получили подробное изображение поверхности планеты. — Это же очертания океанов! Бог мой, Пит! Вот шельф, вот материковый склон, вот желоба, а вон та горная цепочка — типичный срединноокеанический хребет!
— Ты хочешь сказать, там была вода? — засомневался я.
— Не просто хочу — утверждаю! Это была именно вода. Не жидкий аммиак или метан, а самая настоящая вода. Целые океаны!
— Где вода — там и жизнь, — сказал я.
Спустя несколько суток от «Инсоленса» отделились два планетарных модуля: один взял курс к Беллерофонту, а другой, на борту которого находились мы с Отсом, полетел к Беллис. Все мы, находящиеся на его борту, пребывали в состоянии эйфории, предвкушая открытия невероятных внеземных форм жизни, пусть даже давно вымерших.
Беллерофонт (51 Пегаса с, по официальной классификации) был не первой планетой, про которую можно было с уверенность сказать, что некогда на ней была вода. Мы открыли уже не один десяток таких — сухих, покрытых пылью, с разряжённой атмосферой, руслами рек и ложами морей, высохших миллионы лет назад, и жуткими перепадами температур. Тем не менее, в облике Беллис было что-то особое, что-то странное. Первым эту странность увидел Герман. Он вообще был одержим этой экспедицией, подходил ко всему с редкой педантичностью, а потому зачастую обращал внимание на разные мелочи, ничего не значащие на взгляд неискушённого или просто ленивого наблюдателя, на самом же деле намекающие на возможность поразительных научных открытий.
— Невероятно, Пит! — сказал он, изучая трёхмерные снимки поверхности планеты. — Ты не обращал внимания, насколько чёткая береговая линия? Просматриваются буквально все зоны: вот заканчивается шельф, вот материковый склон, батиаль…
— Ну и что? — возразил я. — Это не первая планета с высохшим океаном.
— Да, но тут всё просто как на картинке! Понимаешь, я не могу отделаться от ощущения, что тут всё произошло слишком быстро… Как будто бы вся гидросфера планеты — раз! — и испарилась в одно мгновение.
— Считаешь? — засомневался я. — И каким тебе видится тот чудовищный катаклизм, который сдул с планеты большую часть атмосферы, а заодно и всю воду?
— То-то и оно! — сказал Отс. — У меня три предположения: либо нашу драгоценную Беллис в порыве страсти «лизнул» звёздный протуберанец (что маловероятно), либо в непосредственной близости от планеты произошёл пуск аннигиляционного двигателя…
— А третье?
Я не знаю, сколько проходит времени, прежде чем изумленный голос Коула возвещает:
— Ого! Да тут целое послание! Это не записи переговоров, это… Даже не знаю. Может, предсмертная записка? Или предостережение?
От его слов веет холодом. Передо мной вновь появляется образ астронавта, лишившегося всего — корабля и друзей — и обречённого на неминуемую гибель, когда иссякнут энергоблоки скафандра и прекратится регенерация кислорода. Человек висит в черноте космоса, сжимает в руках книгу (зачем))) и торопливо диктует своё последнее послание, зная, что, скорее всего, никто и никогда его не услышит…
Из оцепенения меня выводит голос ксенобиолога Анны Казарес:
— Андрей! Андрей! — зовёт она. — Ты меня слышишь?
— Да, — я переключаю внимание на неё. Лицо у неё бледнее обычного, и глаза как-то тревожно бегают.
— Андрей, я только что сделала химический анализ книги. Это целлюлоза! Книга из настоящей целлюлозы! Таких уже лет двести не производят! Но это ещё не всё, — тут голос Анны приобретает странные интонации. — Знаешь, что показал анализ обложки? Это кожа, Андрей! Человеческая кожа!
Я внутренне содрогаюсь. Бог мой, с какой жуткой загадкой мы столкнулись?
ФАЙЛ # 1.
«… чёрт, никогда не вёл дневников… И предсмертных записок тоже не писал. Ладно, всё когда-то бывает в первый раз… Меня зовут Питер Алан Эллиот. Мне сорок два года. Я планетолог. Член экипажа корабля «Инсоленс»… Ч-чёрт! Бывшего корабля, потому что он превратился… Срань господня, даже не знаю, как это описать… Ладно. Попробую собраться и рассказать всё с самого начала. В смысле — с высадки на Беллис.
Когда «Инсоленс» вышел на орбиту 51 Пегаса, мы устроили грандиозный банкет. Извлекли из тайников все запасы спиртного и напились так, как это только возможно с учётом корабельной дисциплины. Очень уж много надежд мы связывали с этой планетной системой. Конечно, наибольший интерес представлял повёрнутый к звезде всегда одной стороной гигант Беллерофонт с его спутниками, а Беллис, маленькой, сухой и холодной, похожей на Марс, первоначально никто не придавал особого значения. До тех пор, пока мы не взглянули свежими взорами на её рельеф.
— Ты только погляди на это! — воскликнул мой друг и коллега Герман Отс, едва мы получили подробное изображение поверхности планеты. — Это же очертания океанов! Бог мой, Пит! Вот шельф, вот материковый склон, вот желоба, а вон та горная цепочка — типичный срединноокеанический хребет!
— Ты хочешь сказать, там была вода? — засомневался я.
— Не просто хочу — утверждаю! Это была именно вода. Не жидкий аммиак или метан, а самая настоящая вода. Целые океаны!
— Где вода — там и жизнь, — сказал я.
Спустя несколько суток от «Инсоленса» отделились два планетарных модуля: один взял курс к Беллерофонту, а другой, на борту которого находились мы с Отсом, полетел к Беллис. Все мы, находящиеся на его борту, пребывали в состоянии эйфории, предвкушая открытия невероятных внеземных форм жизни, пусть даже давно вымерших.
Беллерофонт (51 Пегаса с, по официальной классификации) был не первой планетой, про которую можно было с уверенность сказать, что некогда на ней была вода. Мы открыли уже не один десяток таких — сухих, покрытых пылью, с разряжённой атмосферой, руслами рек и ложами морей, высохших миллионы лет назад, и жуткими перепадами температур. Тем не менее, в облике Беллис было что-то особое, что-то странное. Первым эту странность увидел Герман. Он вообще был одержим этой экспедицией, подходил ко всему с редкой педантичностью, а потому зачастую обращал внимание на разные мелочи, ничего не значащие на взгляд неискушённого или просто ленивого наблюдателя, на самом же деле намекающие на возможность поразительных научных открытий.
— Невероятно, Пит! — сказал он, изучая трёхмерные снимки поверхности планеты. — Ты не обращал внимания, насколько чёткая береговая линия? Просматриваются буквально все зоны: вот заканчивается шельф, вот материковый склон, батиаль…
— Ну и что? — возразил я. — Это не первая планета с высохшим океаном.
— Да, но тут всё просто как на картинке! Понимаешь, я не могу отделаться от ощущения, что тут всё произошло слишком быстро… Как будто бы вся гидросфера планеты — раз! — и испарилась в одно мгновение.
— Считаешь? — засомневался я. — И каким тебе видится тот чудовищный катаклизм, который сдул с планеты большую часть атмосферы, а заодно и всю воду?
— То-то и оно! — сказал Отс. — У меня три предположения: либо нашу драгоценную Беллис в порыве страсти «лизнул» звёздный протуберанец (что маловероятно), либо в непосредственной близости от планеты произошёл пуск аннигиляционного двигателя…
— А третье?
Страница
2 из 10
2 из 10
