Добавить в моё избранное
36 мин, 28 сек 10397
Они обязательно откроют, пустят в комнату, где тепло и уютно пахнет капустой.
Алла попыталась подтянуться и опереться на здоровую руку, но та не выдержала веса и подломилась, как замерзшая былинка. Алла уткнулась лицом в снег и заплакала. Она не может идти и даже не помнит, в какой стороне станция.
Сколько прошло времени, Алла не знала. Она лежала с закрытыми глазами и прислушивалась к току жидкости, которая вытекала из нее на землю. Жидкость текла, точно река… река обмелела… точно песок сползает… рушатся барханы…
Нет, не барханы — сугробы.
Снег скрипит.
Странно, откуда могло взяться столько снега? Снег скрипел, визжал под чьими-то ногами.
Алла почувствовала чье-то присутствие, но глаза открывать не стала. Ей было все равно, кто стоял рядом. Недавние бандиты, добрые прохожие — все было ничто перед слабостью и горьким осознанием того, что она не знает, в какой стороне станция.
Шаги прозвучали около лица и смолкли.
Алла открыла глаза не потому, что хотела посмотреть, просто слишком много слез скопилось под веками. Она открыла глаза и выпустила поток наружу. Обжигающие, слезы заструились вниз по лицу и немного согрели озябшие щеки.
Ледяным было все тело. Даже жидкость, пропитавшая пальто и свитер, остыла. Алла попыталась пошевелить пальцами на ногах и не смогла. Но ноги — это понятно, на ногах тесные зимние сапоги. А вот почему не двигаются пальцы рук?
Это было страшно.
Алла подняла глаза и увидела над собой черную фигуру.
Опять!
Алла забилась, пытаясь уползти. Ее распростертое на земле тело было подобно рыбе, выброшенной на берег — такое же беспомощное. Алла жалобно застонала.
Фигура не шевельнулась.
Алла прищурилась, стараясь разобрать, кто это — друг или враг?
Слезы, как линзы, увеличивали изображение, и девушка поняла, что перед ней — старуха. Даже во мраке Алла разглядела темное лицо, покрытое глубокими морщинами, похожими на трещины в еловой коре.
— Кто вы? — спросила Алла, и сама испугалась хриплого, неясного звука собственного голоса.
Старуха молчала.
«Она мне чудится», — подумала Алла. — «Это от кровопотери. Я потеряла много крови».
Кровь… Алла впервые назвала настоящим именем теплую жидкость, разлившуюся под телом и пропитавшую снег жирными пятнами.
— Вы мне чудитесь?
Старуха, сцепив на животе руки, стояла неподвижно, как статуя. На старинных кладбищах бывают такие памятники — большие, чугунные… страшные…
Алла не могла остановить слез, хотя понимала — плакать не надо, надо экономить жидкость, которая еще оставалась внутри тела. Слезы текли и текли. По крайней мере, они согревали лицо.
И вдруг старуха шевельнулась. Статуя ожила. Руки изменили положение. Голова наклонилась.
— Помогите, — еле слышно прошептала Алла, умоляюще глядя снизу вверх.
— А чем заплатишь? — спросила старуха.
Так она действительно живая? Старуха двигалась, говорила. Значит, она могла помочь!
— В сумке кошелек, там деньги, — начала, было, Алла, и осеклась, вспомнила: черная фигура роется в замшевой сумке вытягивает оттуда синюю бумажку, звенит мелочью.
Они же украли деньги! Ей нечем заплатить старухе за помощь!
Алла застонала от бессилия и жалости к себе. Хотела завыть, но не нашла сил.
Старуха нависала над ней, как утес, и молчала.
— У меня украли деньги, — обреченно проговорила девушка.
Старуха по-прежнему молчала, и Алла приготовилась умереть — здесь, на тропинке, среди грязного снега и сухих кустов.
После паузы, которая длилась не меньше столетия, старуха спросила:
— Кто тебя ждет?
Алла встрепенулась. Неожиданный вопрос словно согрел ее. Кто же ее ждет?
Конечно, мама! Как ей больно будет узнать, что дочь умерла возле железнодорожной насыпи.
Раньше Алла не была особо слезливой, но сейчас плакала, не переставая. То ли решила перед концом выплакать свою долю слез, то ли они помогали переходу в новое состояние, туда, где уже не будет ни боли, ни холода, ни сожалений о том, что лежишь в одиночестве на заляпанном снегу.
— Еще кто? — требовательно спросила старуха.
Алла покорно шмыгнула носом.
Еще Вадим. С ним она тоже больше не увидится. Наверное, Вадим будет помнить о ней и печалиться. Алла вспомнила его глаза, цвета крепкого чая… губы… тело, удивительно горячее, точно под кожей была печка… прерывистый шепот…
Сколько же всего в ее жизни больше н е б у д е т!
Как и самой жизни тоже…
Слез было так много, что они растопили снег, и щека покоилась на черной раскисшей земле.
— Я могу спасти тебя, — неожиданно сказала старуха.
Что? Что она сказала?
Алла напрягла шею, пытаясь приподнять голову.
Алла попыталась подтянуться и опереться на здоровую руку, но та не выдержала веса и подломилась, как замерзшая былинка. Алла уткнулась лицом в снег и заплакала. Она не может идти и даже не помнит, в какой стороне станция.
Сколько прошло времени, Алла не знала. Она лежала с закрытыми глазами и прислушивалась к току жидкости, которая вытекала из нее на землю. Жидкость текла, точно река… река обмелела… точно песок сползает… рушатся барханы…
Нет, не барханы — сугробы.
Снег скрипит.
Странно, откуда могло взяться столько снега? Снег скрипел, визжал под чьими-то ногами.
Алла почувствовала чье-то присутствие, но глаза открывать не стала. Ей было все равно, кто стоял рядом. Недавние бандиты, добрые прохожие — все было ничто перед слабостью и горьким осознанием того, что она не знает, в какой стороне станция.
Шаги прозвучали около лица и смолкли.
Алла открыла глаза не потому, что хотела посмотреть, просто слишком много слез скопилось под веками. Она открыла глаза и выпустила поток наружу. Обжигающие, слезы заструились вниз по лицу и немного согрели озябшие щеки.
Ледяным было все тело. Даже жидкость, пропитавшая пальто и свитер, остыла. Алла попыталась пошевелить пальцами на ногах и не смогла. Но ноги — это понятно, на ногах тесные зимние сапоги. А вот почему не двигаются пальцы рук?
Это было страшно.
Алла подняла глаза и увидела над собой черную фигуру.
Опять!
Алла забилась, пытаясь уползти. Ее распростертое на земле тело было подобно рыбе, выброшенной на берег — такое же беспомощное. Алла жалобно застонала.
Фигура не шевельнулась.
Алла прищурилась, стараясь разобрать, кто это — друг или враг?
Слезы, как линзы, увеличивали изображение, и девушка поняла, что перед ней — старуха. Даже во мраке Алла разглядела темное лицо, покрытое глубокими морщинами, похожими на трещины в еловой коре.
— Кто вы? — спросила Алла, и сама испугалась хриплого, неясного звука собственного голоса.
Старуха молчала.
«Она мне чудится», — подумала Алла. — «Это от кровопотери. Я потеряла много крови».
Кровь… Алла впервые назвала настоящим именем теплую жидкость, разлившуюся под телом и пропитавшую снег жирными пятнами.
— Вы мне чудитесь?
Старуха, сцепив на животе руки, стояла неподвижно, как статуя. На старинных кладбищах бывают такие памятники — большие, чугунные… страшные…
Алла не могла остановить слез, хотя понимала — плакать не надо, надо экономить жидкость, которая еще оставалась внутри тела. Слезы текли и текли. По крайней мере, они согревали лицо.
И вдруг старуха шевельнулась. Статуя ожила. Руки изменили положение. Голова наклонилась.
— Помогите, — еле слышно прошептала Алла, умоляюще глядя снизу вверх.
— А чем заплатишь? — спросила старуха.
Так она действительно живая? Старуха двигалась, говорила. Значит, она могла помочь!
— В сумке кошелек, там деньги, — начала, было, Алла, и осеклась, вспомнила: черная фигура роется в замшевой сумке вытягивает оттуда синюю бумажку, звенит мелочью.
Они же украли деньги! Ей нечем заплатить старухе за помощь!
Алла застонала от бессилия и жалости к себе. Хотела завыть, но не нашла сил.
Старуха нависала над ней, как утес, и молчала.
— У меня украли деньги, — обреченно проговорила девушка.
Старуха по-прежнему молчала, и Алла приготовилась умереть — здесь, на тропинке, среди грязного снега и сухих кустов.
После паузы, которая длилась не меньше столетия, старуха спросила:
— Кто тебя ждет?
Алла встрепенулась. Неожиданный вопрос словно согрел ее. Кто же ее ждет?
Конечно, мама! Как ей больно будет узнать, что дочь умерла возле железнодорожной насыпи.
Раньше Алла не была особо слезливой, но сейчас плакала, не переставая. То ли решила перед концом выплакать свою долю слез, то ли они помогали переходу в новое состояние, туда, где уже не будет ни боли, ни холода, ни сожалений о том, что лежишь в одиночестве на заляпанном снегу.
— Еще кто? — требовательно спросила старуха.
Алла покорно шмыгнула носом.
Еще Вадим. С ним она тоже больше не увидится. Наверное, Вадим будет помнить о ней и печалиться. Алла вспомнила его глаза, цвета крепкого чая… губы… тело, удивительно горячее, точно под кожей была печка… прерывистый шепот…
Сколько же всего в ее жизни больше н е б у д е т!
Как и самой жизни тоже…
Слез было так много, что они растопили снег, и щека покоилась на черной раскисшей земле.
— Я могу спасти тебя, — неожиданно сказала старуха.
Что? Что она сказала?
Алла напрягла шею, пытаясь приподнять голову.
Страница
3 из 12
3 из 12
