Детские Кошмары

Поздоровавшись, как взрослые, за руку, друзья принялись обсуждать возможные занятия. Костя вынес «сотки», но играть вдвоем было не очень интересно, к тому же Витя не брал свои, поэтому играть ему было не на что. Уходить мальчикам из двора не разрешалось, поэтому они принялись «лазать» по пыльным, покрытым жирным блестящим лаком лестницам, скрепленным в совершенно неясном порядке. Забравшись на самую верхотуру, так что дух захватывало, мальчики принялись обсуждать обычные мальчишеские вещи — кто бы победил — Бетмен или Супермен, справедливо ли, что выбитые «честачком» сотки не считаются выигранными в их дворе, как здорово было бы стать супергероями, и кто кем бы стал.

— Я был бы Человек-Скелет, — серьезно заявил Костя.

Витя аж прыснул от неожиданности.

— Человек-Скелет? Это как? Ты же итак, считай, Человек-Скелет — снаружи мясо, внутри скелет.

— Дурак ты. Я мог бы гнуться как хочу, растягивать руки ноги, отращивать шипы или мечи из костей. Как Росомаха.

— Вот как, а с кем бы ты боролся?

— Ну, со всякими плохими — с Джокером, с Веномом, ну ты знаешь. А ты?

— Я был бы Бугимен, — блеснул Витя словом, услышанным от папы.

— Это как?

— Я бы пугал. Представал бы в виде самого страшного кошмара, и плохие пугались бы и убегали.

— А ты их догонял и…

— Нет. Зачем их догонять? Им итак страшно, — добродушно отрезал мальчик.

— А с кем бы ты боролся?

— С бандитами, — мрачно молвил Витя, и замолчал. Костя, неглупый мальчик, наслышанный о том, что для многих семей это была не просто страшная сказка, решил тактично сменить тему.

— Слушай, а почему вы так часто переезжаете?

— Ну, папу зовут в разные институты и музеи работать. Он говорит, ему на одном месте не нравится — хочет посмотреть много разных… музейных штук.

— А скоро ты отсюда уедешь? — с тоской спросил Костя.

— Не знаю. Мама говорит, что мне пора школу искать, наверное, если в школу пойду, то на год еще точно здесь останемся.

— Ясно, — горестно вздохнул Костя.

Беседа сошла на нет — так всегда бывает, когда дети разговаривают о взрослых, непонятных вещах. Вите тоже было обидно переезжать, каждый раз теряя друзей, знакомых, заново привыкать к детскому саду, заново знакомиться с детьми во дворе. Но маму с папой он любил больше чем друзей, и боялся, что папа от скуки на работе «захиреет», как говорила мама. Поэтому, как бы Вите ни хотелось остаться где-то насовсем, он без истерик и скандалов спокойно каждый раз воспринимал речь о переезде — чтобы папа «захирел» ему вовсе не хотелось.

Вскоре за Костей вышла бабушка и увела его домой обедать. Голодным себя Витя не чувствовал, да и его мама еще не показалась во дворе. У бабушки Кости Витя узнал, что до начала «Дисней Клуба» оставался еще целый час, так что и дома тоже заняться было нечем.

Из желтой машины с красной полоской вышли какие-то дядьки в одинаковых защитных костюмах из черной резины и закурили. Временами, они обращались к рации, та что-то шуршала им в ответ. Наконец, один из двух дядек ушел куда-то за дом, а второй сел на корточки и начал копаться где-то под балконом. От нечего делать Витя отправился к нему — все-таки это его дом, имеет же он право, как жилец посмотреть, что там происходит. Подойдя поближе, Витя увидел, как человек с пористым красным лицом под белой маской держит руками в толстых перчатках какую-то трубку, прикрепленную шлангом к баллону в подвальное окошко, и трубка шипит, что разозленная змея.

— Здравствуйте. А что вы делаете?

Дядька от неожиданности подскочил, и чуть не ударился головой о балкон над собой.

— Ты чего, малец, подкрадываешься? Иди, давай отсюда, тараканов мы травим. Сейчас надышишься дряни, нам потом твоя мамка, бля, кузькину мать устроит.

Витя сморщился от неожиданно проскочившего матерного слова — в его семье такое было не принято, даже когда мама с папой ссорились — они никогда не произносили запретных слов.

— Ладно, раз отвлек, перекурю я, пожалуй, немножко.

Рабочий переключил что-то на трубке, и та перестала шипеть. Потом он гуськом выполз из-под балкона, и задел ногой трубку. Тонкое облачко белесого пара вышло из подвального окошка и долетело до Вити. Тому стремительно стало тошно и больно одновременно, на глаза навернулись слезы. Лицо дядьки тут же изменилось, он с интересом начал рассматривать Витю.

— А из какой ты, говоришь, квартиры, пацан? — с нажимом спросил рабочий, сняв тем временем одну перчатку и залезая рукой в нагрудный карман в поисках пачки.

Но Витя молчал, как партизан — его снова будто сковало по рукам и ногам, как тогда у милицейской машины. Сквозь пелену слез невыносимо ярко блестело кольцо на пальце рабочего — из бесцветного металла, с блестящими камешками по кругу и большим черным камнем-печаткой.

— Эй, пацан, квартира какая?