Заварушка в логове Трутня

Я родился в тишине, которую прерывал разве что вой ветра. А если задуматься… Я ведь никогда не слышал, не представлял как это было раньше, до Судного Дня: рёв многочисленных машин, грохот проносящихся поездов… Последний, как говорили старики, был слышен везде, где бы ты ни находился. Старики скучали по нему. Он врывался в твоё открытое окно, вспоминали они, как отголосок где-то там далеко бушующей битвы. Ты был частью этого шума, ты купался в нём, но в то же время тебе казалось что ты защищен. Эта ночь пройдёт. Ты отдохнёшь в тиши домашнего уюта — обманчивой тиши — а завтра вновь окунешься в этот несмолкаемый, не замечаемый океан звуков, который, однако, наполнял тебя мыслями, чувствами. Он заставлял жить. На самом деле — заставлял.

Я вдруг ощутил всю глубину окружавшей меня — всех нас — тишины. Тишины умирающей цивилизации. И мне стало ох как нехорошо, и неуютно. Меня охватили безысходность, ощущение бессмысленности бытия. Так бывает. Со всеми бывает. Находит иногда, а после таких вот ночей это и не удивительно. И зачем я убил Сопливого? Бывалого мне не жаль, но вот Сопливый… Что-то подсказывало мне, что он был, да, был неплохим парнем. А я его убил. С испугу. Поддался панике, черт возьми. Потом меня будет грызть то, что вроде как зовётся совестью. А по нашему: будет гниль давить. Киб бы посмеялся, он сказал бы: молод ты еще, дружок. Грохнул какого-то туземца, ну и что с того? Ведь ты даже не разглядел его как следует. Кому он был нужен? Кто поплачет по нему? Мясо они, эти туземцы с окраин, всего лишь ходячее мясо.

Я всё понимаю, но гниль всё равно будет давить. Ей не прикажешь.

Я вздохнул, надвинул кепку на глаза. Поднял воротник, поправил рюкзак. Собрался было отправиться в обратный путь, как тишину, эту чертову тишину прорезал тихий резкий звук. Я сразу подумал: «выстрел», и машинально пригнулся. Пуля, казалось, пролетела в миллиметре от лица, вонзилась в стену позади. Осколки раскрошенного кирпича посыпались на меня.

Я быстро спрятался за какой-то ржавой легковушкой. Просвистел еще один выстрел. Стрелявший взял левее — он, гадина, видел, куда я юркнул, но скорее всего потерял. Я отдышался и постарался по возможности спокойнее оценить ситуацию, в которую попал.

То что это был Мститель, не вызывало никаких сомнений. Затаился в пятиэтажке напротив. Но то, что он появится так быстро… Вот это уже наводит на мысли.

Потянулись томительные минуты — он ждёт, когда же ты высунешься, а я… А чего мне ждать? Когда я и впрямь высунусь? И тут меня будто кто-то дёрнул крикнуть:

— Это ты, Брюс?!

Молчание. Я живо представил его морщинистое, суровое лицо, — лицо умное, даже благородное. Если это действительно был он — а я в этом не сомневался, — то он услышал меня.

— Кончай, Брюс! Я знаю, это ты! Ты — Мститель!

Снова молчание. Я чертыхнулся.

— Да что ты меня за дурака держишь! И ежу ясно, что это ты! Вот уж не думал, что легендарный Мститель шестерит на Трутня!

Молчание. И когда я уже собрался выкрикнуть очередную реплику, он наконец подал голос.

— Меня зовут Брюс Уэйн.

— Чего, чего?

Но он не ответил. Первой моей мыслью было: что за имя такое? Он что, иностранец? Но затем понял, что уже где-то слышал что-то похожее. Брюс Уэйн, Уэйн… Что-то до боли знакомое. Я крикнул:

— Отлично, я — Бродяга! Вот и знакомы. Может, отпустишь меня?

Но он не ответил. Вместо него заговорил автомат. Видать, пока я заговаривал ему зубы, Брюс переместился еще левее. Открыл огонь. Несколько пуль попали в автомобиль, еще две-три взрыхлили землю где-то рядом. Совсем рядом. Он увидел меня, не очень хорошо, но всё же увидел. Я был прав насчет ПНВ. В мгновение ока меня захлестнула паника. Отбросив всякую осторожность, я бросился обратно в логово Трутня, кубарем скатился по ступенькам, упал, растянулся в коридоре и едва успел захлопнуть дверь ногой, как по ней застучали пули Брюса. Брюса Уэйна, черт бы его побрал.

Немного отдышавшись, я вскочил и запер дверь на засов. Вернулся в гостиную, переступив через тела убитых.

Горела свеча в канделябре — ровным, словно застывшим пламенем. Трутень сидел на диване. Спал, что-ли? Я тронул его за плечо — и он плавно завалился набок, стукнувшись головой об деревянный подлокотник. Халат его от движения распахнулся, обнажив курчавые волосы на груди.

Умер.

Я так и остался стоять, тупо глядя на красное, одутловатое лицо Трутня. Давление резко подскочило, не иначе. Мне стало страшно. Я хотел жить! В самом деле, ведь еще несколько минут назад я был уверен, что влачу жалкое существование. Что бытие моё бесцельно. И тем не менее бесцельно существовать ох как хотелось. Я не желал, чтобы какой-то там мудак меня пристрелил. Пусть он прав — я прикончил двоих из его шайки, но… это не имеет никого значения.

Из ступора меня вывел донесшийся откуда-то издалека шорох.