Добавить в моё избранное
40 мин, 33 сек 19616
Волосы слиплись в сплошную кровавую массу, а одного глаза недоставало. На боках — там, где мясо было обглодано, — в свете фонаря белели обнаженные кости.
Он неожиданно засмеялся. И спросил вдруг:
— Ты знаешь, что книги-это инструмент насаждения мудрости?
Субъект был из тех с кем лучше вообще не разговаривать, не то что спорить и даже соглашаться. Поэтому ничего не ответил. Пошел он к черту.
— Ну что молчишь, Бродяга?
Я вздрогнул. Ко мне всё-таки. Гад.
— Чего? Ты о чем?
— Дело есть.
— Тебя Барыга послал?
Псих выкрикнул нечто драматично-возвышенное. Субъект злобно посмотрел на него.
— Слушай, избавься от него.
— Не получится.
— Почему?
— Киб забухал.
— А, понятно. Ладно.
Солнце окончательно зашло. Я вздохнул. У меня возникло чувство, что больше такого денька не будет. Жаль. Я сказал:
— Хороший был день. Курить есть?
Субъект протянул мне сигарету с фильтром.
— Вчера дальнобойщики привезли. С юга. Эксклюзив, твою мать. Понимаешь?
Намек был ясен. Я насторожился, и рука моя замерла на полпути к сигарете.
— Бери, бери.
От его взгляда меня передернуло и я торопливо, точно оправдываясь, сказал:
— Киб забухал. Я ничего не могу поделать.
— Пойдём к нему.
— Он в лабе. Не пустит.
— Пустит. Пойдем.
Не удержавшись, я взял сигарету и жадно затянулся. Мы пошли к Кибернетику, оставив Психа одного возле его любимой библиотеки.
Ворота в особняк Кибернетика были распахнуты настежь. Стоявший прямо в холле генератор не работал уже пару дней. Канистра с бензином рядом. Обеденный стол у окна. На нем тарелки с остатками пищи, пустые консервы. Высохший заспиртованный хлеб в разорванной упаковке. Опрокинутые бутылки. Вокруг измочаленные кресла и переломанные стулья. Магнитофон с помятыми динамиками на полу. Груда вонючего тряпья в углу. Все пропахло соляркой.
Субъект постучал по буханке.
— Шикует, черт. Где бензин берет? Мордва привозит?
— Да, эти ботаны.
— Чем расплачивается?
— Информацией. Музыкой, электронными книгами, в основном специальной литературой, жижкой, бухлом. В общем, всем, что попросят.
— А если Псих скончается?
— Как это? Он же робот.
— Ну… вдруг он сломается?
— Всё. Хана. По миру пойдем. На Психе всё держится. И на Кибе. Киб — последний.
— Последний хакер.
— Чё?
— Ничё. Киб не последний. Будь уверен.
— В нашем городе точно один.
— Ваш город — это просто дыра.
— Понятно.
Мы поднялись по лестнице. Постучались. Киб захрипел. Пропитой женский голос послал его по известному адресу.
Субъект снова ухмыльнулся. Нехорошо, ядовито.
— Не знал, что Кибернетик является сладострастником. А впрочем, ведь власть развращает, не так ли, Бродяга?
— Не знаю.
Субъект отошел на пару шагов назад и одним ударом ноги вынес ветхую дверь. Баба завизжала. Он схватил ее голую с обвисшими сиськами за путанные мятые волосы и вышвырнул из лаборатории. Она врезалась в меня. Я сказал ей:
— Лучше исчезни.
Она хотела было возразить но, взглянув на Субъекта передумала. Я поторопил ее:
— Давай, давай, вали. Дети голодные ждут. Пошла.
Кинул ей её шмотки. Она поймала их, прижала к груди, шмыгнула носом, и побежала к выходу, шлепая босыми ногами по полу.
Субъект тормошил Киба за плечо. Киб был одет в одну лишь рубаху. Он лежал, раскинув руки, на скомканном одеяле и от вида его потной лысины, волосатой жопы и грязных пяток мне стало как-то не по себе. Неприятно видеть такого умного парня, как Киб, в столь неприглядном виде. А Субъект смотрел на него точно как сталкеры на хабар. Меня еще раз передернуло. Киб зарвался, мы это давно понимали. Барыга этого не любит.
— Совсем невменяемый. Ладно.
Субъект подошел к столу в углу комнаты. На нём и на криво висящей полке над ним теснились банки, бутылки, колбы, бюретки и прочая химическая дрянь. Кульки с вязкой темно-коричневой субстанцией — штук пять-шесть. Жижкой. Маленькая электроплитка на табурете рядом. Запах невыносимый.
Субъект положил в карман все кульки, какие сумел найти и сказал:
— Пойдём.
На улице он остановился. Сказал:
— Слушай, Бродяга… Не знаю, стоит ли тебе поручать это дело…
Я молчал, глядя на него. А он на самом деле гораздо старше, чем выглядит. Он нахмурился, размышляя. Потом положил руку мне на плечо. Я вздрогнул, но жест был ненавязчивый, успокаивающий. Он заговорил, тихо, доверительно:
— Ты ведь знаешь Барыгу. Он, если честно, самодур. Так вот. Он поручил мне одно небольшое, но крайне важное дельце, которое надо исполнить во что бы это ни стало.
Он неожиданно засмеялся. И спросил вдруг:
— Ты знаешь, что книги-это инструмент насаждения мудрости?
Субъект был из тех с кем лучше вообще не разговаривать, не то что спорить и даже соглашаться. Поэтому ничего не ответил. Пошел он к черту.
— Ну что молчишь, Бродяга?
Я вздрогнул. Ко мне всё-таки. Гад.
— Чего? Ты о чем?
— Дело есть.
— Тебя Барыга послал?
Псих выкрикнул нечто драматично-возвышенное. Субъект злобно посмотрел на него.
— Слушай, избавься от него.
— Не получится.
— Почему?
— Киб забухал.
— А, понятно. Ладно.
Солнце окончательно зашло. Я вздохнул. У меня возникло чувство, что больше такого денька не будет. Жаль. Я сказал:
— Хороший был день. Курить есть?
Субъект протянул мне сигарету с фильтром.
— Вчера дальнобойщики привезли. С юга. Эксклюзив, твою мать. Понимаешь?
Намек был ясен. Я насторожился, и рука моя замерла на полпути к сигарете.
— Бери, бери.
От его взгляда меня передернуло и я торопливо, точно оправдываясь, сказал:
— Киб забухал. Я ничего не могу поделать.
— Пойдём к нему.
— Он в лабе. Не пустит.
— Пустит. Пойдем.
Не удержавшись, я взял сигарету и жадно затянулся. Мы пошли к Кибернетику, оставив Психа одного возле его любимой библиотеки.
Ворота в особняк Кибернетика были распахнуты настежь. Стоявший прямо в холле генератор не работал уже пару дней. Канистра с бензином рядом. Обеденный стол у окна. На нем тарелки с остатками пищи, пустые консервы. Высохший заспиртованный хлеб в разорванной упаковке. Опрокинутые бутылки. Вокруг измочаленные кресла и переломанные стулья. Магнитофон с помятыми динамиками на полу. Груда вонючего тряпья в углу. Все пропахло соляркой.
Субъект постучал по буханке.
— Шикует, черт. Где бензин берет? Мордва привозит?
— Да, эти ботаны.
— Чем расплачивается?
— Информацией. Музыкой, электронными книгами, в основном специальной литературой, жижкой, бухлом. В общем, всем, что попросят.
— А если Псих скончается?
— Как это? Он же робот.
— Ну… вдруг он сломается?
— Всё. Хана. По миру пойдем. На Психе всё держится. И на Кибе. Киб — последний.
— Последний хакер.
— Чё?
— Ничё. Киб не последний. Будь уверен.
— В нашем городе точно один.
— Ваш город — это просто дыра.
— Понятно.
Мы поднялись по лестнице. Постучались. Киб захрипел. Пропитой женский голос послал его по известному адресу.
Субъект снова ухмыльнулся. Нехорошо, ядовито.
— Не знал, что Кибернетик является сладострастником. А впрочем, ведь власть развращает, не так ли, Бродяга?
— Не знаю.
Субъект отошел на пару шагов назад и одним ударом ноги вынес ветхую дверь. Баба завизжала. Он схватил ее голую с обвисшими сиськами за путанные мятые волосы и вышвырнул из лаборатории. Она врезалась в меня. Я сказал ей:
— Лучше исчезни.
Она хотела было возразить но, взглянув на Субъекта передумала. Я поторопил ее:
— Давай, давай, вали. Дети голодные ждут. Пошла.
Кинул ей её шмотки. Она поймала их, прижала к груди, шмыгнула носом, и побежала к выходу, шлепая босыми ногами по полу.
Субъект тормошил Киба за плечо. Киб был одет в одну лишь рубаху. Он лежал, раскинув руки, на скомканном одеяле и от вида его потной лысины, волосатой жопы и грязных пяток мне стало как-то не по себе. Неприятно видеть такого умного парня, как Киб, в столь неприглядном виде. А Субъект смотрел на него точно как сталкеры на хабар. Меня еще раз передернуло. Киб зарвался, мы это давно понимали. Барыга этого не любит.
— Совсем невменяемый. Ладно.
Субъект подошел к столу в углу комнаты. На нём и на криво висящей полке над ним теснились банки, бутылки, колбы, бюретки и прочая химическая дрянь. Кульки с вязкой темно-коричневой субстанцией — штук пять-шесть. Жижкой. Маленькая электроплитка на табурете рядом. Запах невыносимый.
Субъект положил в карман все кульки, какие сумел найти и сказал:
— Пойдём.
На улице он остановился. Сказал:
— Слушай, Бродяга… Не знаю, стоит ли тебе поручать это дело…
Я молчал, глядя на него. А он на самом деле гораздо старше, чем выглядит. Он нахмурился, размышляя. Потом положил руку мне на плечо. Я вздрогнул, но жест был ненавязчивый, успокаивающий. Он заговорил, тихо, доверительно:
— Ты ведь знаешь Барыгу. Он, если честно, самодур. Так вот. Он поручил мне одно небольшое, но крайне важное дельце, которое надо исполнить во что бы это ни стало.
Страница
2 из 12
2 из 12
