Максимально подробно

— А? — рассеянно переспрашивает Руд, слегка отстранившись и перемещая ладонь мне под локоть.

— Чем от меня по-твоему пахнет?

— От тебя? — пауза. Суровым щелчком возвещает о своей кончине основной источник света, окуная помещение в любый моему сердцу подрагивающий сумрак. — Теперь от тебя пахнет совсем не так, как раньше.

— Я знаю, — Господин Очевидность. — Потому и спрашиваю.

— … Сексом. И кровью.

— Кровью? — удивляюсь — об этом доселе еще не слыхал, и последнее определение на мой взгляд еще хуже первого. Скоро, наверно, придет-таки пора пить моющие средства и занюхивать стиральным порошком.

— Ну да. Если не считать… — по нарастающей его заглушает тонкий вой блестящего свистка, и я поспешно поворачиваю ручку на плите. — Если не считать никотина — на вкус и запах, потому что ты слишком много куришь. Свежей кровью. Как на бойнях бывает.

Что-то скребется неподалеку от наших ног — все слышнее по мере того как успокаивается проклятая посудина с кипятком. Вероятно, под полом за время отсутствия хозяйственных владельцев уже успели завестись крысы. Плюс двадцать к пене за отключенный свет.

— На бойнях. А точно не мясом?

— Да нет же, каким еще мясом, — раздражается Руд и, прервав контакт, отступает за моей спиной на несколько шагов. — Мне ли не знать, чем ты пахнешь. Я кроме этого запаха уже месяц ничего толком не чувствую, где только ни бываю.

Последнее заявление, брошенное с безразличной небрежностью, ставит в тупик, заставляя задуматься над тем, что я, может, и впрямь воспринимаю его отношение ошибочно со своим прибитым тревожным пессимизмом. В конце концов, с полковником все происходящее случается в некотором роде даже первее, чем со мной. Разливаю по чашкам горячую воду; кофейная пена — единственный эстетический плюс растворимого суррогата — мешаю, беру блюдца и разворачиваюсь, чтобы отнести напиток к столу. Свеча в поллитровой банке стоит на кухонном шкафчике у бесполезного холодильника, светит больше по верхам, поэтому понять, что там с нашей новой знакомой стряслось, отсюда возможным не представляется — видны только темные очертания лежащего задом вверх тела и неестественно отъехавшей под стол ноги — короткая юбка, чулок в различимых складках.

Тренькаю фарфором о столешницу; опустившись на прежнее место, тянусь за сигаретной пачкой. Некоторое время Руд еще стоит, склонясь и без особого интереса оглядывая неясный силуэт нашей гостьи, а после присоединяется ко мне. Закуривает.

— Вот тебе и «пушер проверенный», — глядя в стол, подводит он угрюмый итог.

Ну, что ж. Методом проб и ошибок ученым наконец удалось установить. Хочется спиртного. Где-то на втором этаже, кажется, должны были еще сохраниться остатки коньяка — если Волков не нашел — но идти на поиски пока лень.

— Любо-ой эксперимент рискует закончиться провалом, — тяну я, а на ум снова приходят слабые ассоциации с колюще-режущим, биомеханическим. — А ты на бойнях бывал когда-нибудь?

— Пойти сейчас, накормить этой дрянью — так его, гандона, уж и след, поди, простыл, — невпопад отвечает Руд, косо щерясь — гримаса, ничего хорошего, как правило, не предвещающая, но мне всегда нравилась. Выразительно и лихо.

— Да подожди кормить, — возражаю я. Бойни уже прочно застряли палкой в колесе обсессий. — Может, ей и не плохо вовсе, а наоборот — более чем хорошо? Ты же не проверил даже, а?

— Люди, которым хорошо, — после паузы мрачно отзывается он, тщательно всматриваясь в чашку. — Как правило, не имеют свойства валиться ни с того ни с сего бездыханными.

— Хм. А она точно не дышит? Ты уверен?

Подняв на меня взгляд, полковник устало кивает — уверен. Отхлебываю еще кофе, тычу в замызганный хрусталь пепельницы бычок, снова поднимаюсь.

— А не думаешь, вдруг овер?

Обхожу стол, тянусь к покрывшейся причудливыми парафиновыми сталактитами банке и, оснащенный светом, направляюсь к девице.

— Овер? Мне в первый раз и то больше ставили, какой уж тут может быть овер, — говорит Руд, прикуривает новую — клац сияющей зиппы, а я ставлю тару на пол у одной из трех ножек стола — резко выступает из темноты ничком лежащее тело, из-под растрепавшихся лохм слабо виднеется судорожно сведенная кисть, чулочная нога в сапоге отброшена и неуклюже вывернута, другая — согнута, сокрыта под животом, приподнимая над грудью таз. Вот уж точно — паршивенький американский триллер, дешевый сюжет, никакой остроты — девицыно равновесие прочно установлено на плечах и сиськах, и мне приходится приложить немалое усилие, чтоб перевернуть ее лицом вверх. Гулко стукает об дерево пятка, бряцают женские часики. Глаза подопытной закрыты, от мокрой щеки тянется к лужице на полу вязкая нитка слюны — не обошлось без пены. Тени скачут по напудренной коже, придавая безучастному женскому лицу скорбное выражение. Пальцы путаются в волосах, липнут ко влажной шее, которую я щупаю в поисках пульса.