Добавить в моё избранное
37 мин, 22 сек 6223
Из-за прилавка высунулась светлая голова подростка лет шестнадцати. Ангелоподобное создание с оттопыренными ушами захлопало воробьиными глазами, откровенно пялясь на гостя.
«В подобных городишках новый человек — вроде динамитной шашки», — Бруно постарался сделать вид, что не заметил нахального «оценивания». — «А уж тем более, иностранец».
— Пожалуйста, бутылку минералки. Холодной, — акцент получился еще хуже, чем обычно — оттого, что его маскировали. Белобрысый продавец, впрочем, никак не среагировал — только немигающе разглядывал Бруно, и тому сделалось неловко до мурашек, словно раздели и вслух обсуждали достоинства и недостатки. Он повторил просьбу. Безрезультатно. Серая сетчатка фотографировала его, будто перечисляя для отчета в ФБР или ЦРУ: «среднего роста; волосы каштановые, вьющиеся; лицо круглое, глаза большие, темные; полного телосложения, одет в черный шелковый костюм; носит туфли на платформе»…
«Да что творится?» — Бруно чуть не хлопнул дверью. Но сдержался. Все-нормально. Американцы всегда пялятся, особенно — провинциалы, особенно — на людей с заметным немецким акцентом. Старая добрая ксенофобия, никуда не денешься.
— А? Чаво? — переспросил мальчишка. Теперь Бруно приметил металлические капли наушников, улыбнулся: объяснение «невменяемости» так просто! Ох уж эти подростки!
— Минералку. Холодную, — раздельно повторил он.
Блондин извлек требуемое из холодильника. Бруно вытащил десять долларов, он представления не имел, сколько стоит бутыль воды, но мечтал поскорее вернуться к Штефу. В странном городе полынных зарослей и клубков перекати-поле на асфальтированной трассе, Бруно не хотелось оставаться одному дольше пяти минут.
— Спа-сибо, — парень протянул тонкую птичью лапку к деньгам. И неожиданно вцепился, вгоняя неровные ногти в мягкую ладонь, словно в приступе эпилепсии.
— Что?! Отпусти меня! — закричал Бруно, и ужас, похороненный под настилом «все-нормально», выплеснулся абсентовым потопом. Хрустнули суставы, еще чуть-чуть — и костлявая, словно у призрака, пятерня погрузится — до костей, разбрызгивая вишневые бусины крови, что затуманят начищенное стекло и выбеленные стены.
… Десятидолларовая монета покатилась чеканным диском по поверхности стеклянного прилавка. Когти ворона втянулись, подросток невинно хлопал белесыми ресницами:
— Извиньте, мистер.
— Ни… ничего, — Бруно подул на руку. Встряхнулся. Черт, Штеф прав — он действительно затравленный кролик. Мальчишка попросту не рассчитал сил, но он — не враг. — До свидания.
— До свидания, мистер, — прозвучало вслед, и блондинистый подросток даже соизволил вытащить наушник-капельку.
У выхода из магазина Бруно замер.
У него был очень хороший слух.
И мелодию, раздающуюся из плейера, он распознал бы и в гипнотическом трансе.
Его собственная — «Erde ruft».
— Ну, жертва Великой Суши, доволен? — Штефан стоял рядом с машиной: пока Бруно общался с местными обитателями, он успел исследовать окрестности в диаметре двухсот метров. Те окрестности, что лежали не по прямой.
Вопрос прозвучал иронично, но без язвительности, и Бруно засмеялся — будто освобождаясь от неприятного наваждения и дергающей боли в ладони.
— Доволен.
— Я тут глянул. Ох, и в дыру мы заехали, — Штефан скривился. — Пуританская, до омерзения правильная американская дыра. С ай-кью обитателей на уровне среднестатистической курицы.
Бруно вытянул вперед руку. В ней была зажата бутылка с минеральной водой, выполнявшая функцию приложенного от синяков льда.
— Парень в магазине. Вцепился, как клещами, — он облизнул губы.
— Бруно, тебя ткни посильнее — уже ноешь, — Штефан перехватил воду, распечатал пробку.
— Но он слушал нашу музыку. То есть, поначалу уставился, как на инопланетянина, а потом музыка… «Erde ruft». Громко. А что узнал меня — не подал виду.
— И что? Может, ему приятель диск подсунул. Крамм, воистину уникальное самомнение: ты считаешь, что твою смазливую мордашку обязаны узнавать даже пингвины в Антарктиде, — бутыль наконец-то достигла законного владельца, уплатившего 10 долларов и часть собственных нервов.
— Похоже, ты прав, — спорить никакого желания. Реагировать на пассаж о пингвинах и «мордашке» — тоже. — Кстати, ты не выяснил, где, собственно, тот клуб, куда нас пригласили?
— Безусловно, — Штефан прислонился к автомобилю, умудрившись одарить взглядом «сверху вниз». — Поэтому-то я и сделал вывод о куриных мозгах жителей: реакции домохозяйки в стиле «ах-это-ужасное-место-где-собирается-молодежь» достаточно для диссертации, ха. Не мне тебе рассказывать, конечно, но дома я такого давненько не встречал. Со времен девчонки-сатанистки…
— … Чьи родители набросились на нас как на идеологов, — кивнул Бруно. — А ты заявил, что «к шизикам и кошкорезам безотносителен». В подобные моменты, Штеф, я счастлив, что ты так редко даешь интервью.
«В подобных городишках новый человек — вроде динамитной шашки», — Бруно постарался сделать вид, что не заметил нахального «оценивания». — «А уж тем более, иностранец».
— Пожалуйста, бутылку минералки. Холодной, — акцент получился еще хуже, чем обычно — оттого, что его маскировали. Белобрысый продавец, впрочем, никак не среагировал — только немигающе разглядывал Бруно, и тому сделалось неловко до мурашек, словно раздели и вслух обсуждали достоинства и недостатки. Он повторил просьбу. Безрезультатно. Серая сетчатка фотографировала его, будто перечисляя для отчета в ФБР или ЦРУ: «среднего роста; волосы каштановые, вьющиеся; лицо круглое, глаза большие, темные; полного телосложения, одет в черный шелковый костюм; носит туфли на платформе»…
«Да что творится?» — Бруно чуть не хлопнул дверью. Но сдержался. Все-нормально. Американцы всегда пялятся, особенно — провинциалы, особенно — на людей с заметным немецким акцентом. Старая добрая ксенофобия, никуда не денешься.
— А? Чаво? — переспросил мальчишка. Теперь Бруно приметил металлические капли наушников, улыбнулся: объяснение «невменяемости» так просто! Ох уж эти подростки!
— Минералку. Холодную, — раздельно повторил он.
Блондин извлек требуемое из холодильника. Бруно вытащил десять долларов, он представления не имел, сколько стоит бутыль воды, но мечтал поскорее вернуться к Штефу. В странном городе полынных зарослей и клубков перекати-поле на асфальтированной трассе, Бруно не хотелось оставаться одному дольше пяти минут.
— Спа-сибо, — парень протянул тонкую птичью лапку к деньгам. И неожиданно вцепился, вгоняя неровные ногти в мягкую ладонь, словно в приступе эпилепсии.
— Что?! Отпусти меня! — закричал Бруно, и ужас, похороненный под настилом «все-нормально», выплеснулся абсентовым потопом. Хрустнули суставы, еще чуть-чуть — и костлявая, словно у призрака, пятерня погрузится — до костей, разбрызгивая вишневые бусины крови, что затуманят начищенное стекло и выбеленные стены.
… Десятидолларовая монета покатилась чеканным диском по поверхности стеклянного прилавка. Когти ворона втянулись, подросток невинно хлопал белесыми ресницами:
— Извиньте, мистер.
— Ни… ничего, — Бруно подул на руку. Встряхнулся. Черт, Штеф прав — он действительно затравленный кролик. Мальчишка попросту не рассчитал сил, но он — не враг. — До свидания.
— До свидания, мистер, — прозвучало вслед, и блондинистый подросток даже соизволил вытащить наушник-капельку.
У выхода из магазина Бруно замер.
У него был очень хороший слух.
И мелодию, раздающуюся из плейера, он распознал бы и в гипнотическом трансе.
Его собственная — «Erde ruft».
— Ну, жертва Великой Суши, доволен? — Штефан стоял рядом с машиной: пока Бруно общался с местными обитателями, он успел исследовать окрестности в диаметре двухсот метров. Те окрестности, что лежали не по прямой.
Вопрос прозвучал иронично, но без язвительности, и Бруно засмеялся — будто освобождаясь от неприятного наваждения и дергающей боли в ладони.
— Доволен.
— Я тут глянул. Ох, и в дыру мы заехали, — Штефан скривился. — Пуританская, до омерзения правильная американская дыра. С ай-кью обитателей на уровне среднестатистической курицы.
Бруно вытянул вперед руку. В ней была зажата бутылка с минеральной водой, выполнявшая функцию приложенного от синяков льда.
— Парень в магазине. Вцепился, как клещами, — он облизнул губы.
— Бруно, тебя ткни посильнее — уже ноешь, — Штефан перехватил воду, распечатал пробку.
— Но он слушал нашу музыку. То есть, поначалу уставился, как на инопланетянина, а потом музыка… «Erde ruft». Громко. А что узнал меня — не подал виду.
— И что? Может, ему приятель диск подсунул. Крамм, воистину уникальное самомнение: ты считаешь, что твою смазливую мордашку обязаны узнавать даже пингвины в Антарктиде, — бутыль наконец-то достигла законного владельца, уплатившего 10 долларов и часть собственных нервов.
— Похоже, ты прав, — спорить никакого желания. Реагировать на пассаж о пингвинах и «мордашке» — тоже. — Кстати, ты не выяснил, где, собственно, тот клуб, куда нас пригласили?
— Безусловно, — Штефан прислонился к автомобилю, умудрившись одарить взглядом «сверху вниз». — Поэтому-то я и сделал вывод о куриных мозгах жителей: реакции домохозяйки в стиле «ах-это-ужасное-место-где-собирается-молодежь» достаточно для диссертации, ха. Не мне тебе рассказывать, конечно, но дома я такого давненько не встречал. Со времен девчонки-сатанистки…
— … Чьи родители набросились на нас как на идеологов, — кивнул Бруно. — А ты заявил, что «к шизикам и кошкорезам безотносителен». В подобные моменты, Штеф, я счастлив, что ты так редко даешь интервью.
Страница
6 из 13
6 из 13
