Imitatio Christi

Штефан открыл рот, чтобы отзеркалить шпильку, но лишь отмахнулся. Пора было ехать. И — он торопился.

Ровно через восемь минут, в 17.00 по местному времени, как возвестили часы Бруно, они столкнулись с тем, что искали.

Это был двухэтажный дом, вызывающий ассоциации с «южной готикой». Выкрашенный в знакомые черно-багровые тона, полудеревянный, с башенками, зубчиками и прочими немыслимыми украшениями, он прятался за символическим коричневым забором в не менее символическом саду. С фасада сад казался средоточием всей полыни Кросс-Плейнса, травяные заросли — томные зеленокудрые нимфы с прозрачными очами и самыми горькими слезами, обвивали ступеньки и стены, словно стремясь добраться до флюгеров на крыше. Бруно предположил, что задний двор и вовсе свалка битой посуды, коль «лицо» поросло сорняками, точно заброшенная могила.

А еще на доме не висело ни единой вывески. Ни номера, ни названия клуба — впрочем, (со)здание не похоже на клуб, скорее на лавку… древностей. Некого особого антиквариата, каковой большинство предпочло бы похоронить подальше от любопытных.

Дом выклинивался из общего вылизанно-скучного имиджа Кросс-Плейнса, как…

Ну, гот «при полном параде», заявившийся на методистскую проповедь.

«О да», — Бруно медленно вылез из «джипа-тойоты». — «Мы приехали».

Против воли сжал кулаки, помял красное приглашение, рядом с местом зарождения не выглядящее низкопробным китчем.

— Он прекрасен, правда? — сказал Штефан, касаясь плеча напарника.

«Не больше, чем вспоротый труп на прозекторском столе. Не больше, чем раскаленная пустыня, радиоактивная и сводящая с ума — держу пари, ты вынул ту метафору всепоглощающего отчаяния из моего отношения к чересчур жаркому лету… Но мы воспевали все это. Поэтому, если тебе угодно, Штеф»…

— Да, — Бруно решительно двинулся к закрытым воротам.

Штефан опередил его, рванул на себя дверь оттенка глинистой почвы — или ржавчины, едва ли не вбежал вглубь сада. Окликнул отставшего Бруно — «Поторопись». Тот подчинился.

— Ты помял траву, — заявил Штефан, указывая на распластанное полынное витье, когда оба очутились входом в собственно здание, по-прежнему тихое и наблюдающее. Странная фраза — под стать восхищению малоприятным местом. С каких пор Штефа интересуют газоны?

— И? — Бруно заботливо всмотрелся в глаза напарника, словно проверяя, каким именно наркотиком тот накачан. И не обнаружил ничего необычного… либо разучился распознавать его.

— Так. Просто, — Штефан дернул за «язычок» звонка.

Вместе с мелодичным перезвоном накатило ощущение лихорадочного бреда. Вчера… вчера в черную полость распахнутого окна вполз нервно-паралитический газ. Приглашение-на-концерт… да кто же едет к черту на кулички, не созвонившись, не обговорив условий, не сообщив ни единой душе.

«Крамм. Успокойся. В худшем случае — розыгрыш; и мы повернем обратно. Меня устраивает. Штеф обвиняет меня в трусости — его право. Мне тут не нравится, терпеть не могу жару… и горечь. Я хочу домой».

— Добро пожаловать в Кросс-Плейнс, — из проема шагнул на крыльцо молодой человек, хорошо сложенный и гибкий, одетый в подобие средневековой одежды — традиционное облачение готов «со стажем». Особенно белые на фоне смуглой кожи и темно-синей губной помады, зубы блестели, демонстрируя радушие.

Бруно вздохнул: наконец-то твердая почва под ногами — парень явно не сумасшедший. Он открыл рот, чтобы разрешить вопрос с дурацким «приглашением», но Штефан оттолкнул его, быстро вырвав письмо.

— Мы не опоздали? — он протянул алую бумагу, словно тайный пароль.

— Разумеется, нет. Впрочем, мы ждали бы вас, ждали и надеялись… до последнего. Мы ведь ваши искренние последователи, — выделил определение парень. Развел унизанными перстнями руками.

«Вполне подходит под образ эксцентричного миллионера», — Бруно отметил платину и крупные бриллианты. — «Выходит — не розыгрыш?»

— Кстати, мое имя Теодор. Но вы называйте просто Тео, — он и Штефан обменялись рукопожатием. — Надеюсь, не откажете мне в автографе, мистер Акерманн?

— Просто Штефан. Конечно, — он улыбнулся.

— Мистер Крамм, а вам, боюсь, придется одаривать автографами всех, — прозвучало несколько виновато; Бруно усмехнулся. — Вы для наших — прямо бог…

Теодор не закончил предложения — пригласил заходить, пояснив «пока народу немного, но к вечеру будет по-другому», и взгляды его и Штефана смыкались, словно Тео ожидал приказов. Метафорой «бога» он воспользовался применительно к Бруно, но правит бал — другой.

«Понятно, Штеф, почему тебе нравится — настолько, что ты улыбаешься, сбросив шелуху агрессии, как старую кожу», — Бруно помешкал с полмгновения, прежде чем переступить высокий порог. — «Он и впрямь твой искренний последователь».

«Ну что ж, с кондиционером все в порядке», — Бруно зажмурился: после яркого солнца неоновая полумгла вызывала резь.