Тевтон

На бескрайней плоскости столешницы монументом ушедших эпох возвышается громоздкая, под стать столу, латунная лампа под зеленым же абажуром.

В темном углу, под высоко расположенным окном, стыдливо прячется в тени изделие мебельной промышленности возрастом поновее, да представительностью пожиже — стандартная отрыжка современной дизайнерской мысли типа «стол секретарский офисный», скудно освещаемая корявым изделием китайских коммерсантов на гибкой ножке.

Солнечный свет, преломляясь через разноцветные стекла витражей и причудливую филигрань кованой решетки, играет медленно плывущими в воздухе, вспыхивая неоновыми фонариками при перемещении из луча в луч, пылинками. На беленой густым слоем извести стене гипнотизирующими переливами огромного калейдоскопа сменяются цвета. За окном шумит старый тополь, ветви которого, шевелясь на ветру, дают жизнь этой живой цветомузыке.

У стола-бюро, опершись на его поверхность массивной лапищей, стоит сурового вида священник с широкой окладистой бородой, пронизанной прядями седины. Литые плечи батюшки со щегольской небрежностью, свойственной только потомственным дворянам или в бог знает каком поколении кадровым военным, плотно обтягивала накинутая поверх простой и нароито грубой монашеской рясы роскошная епископская риза из лоснящейся золотым шитьём, даже на первый взгляд, очень дорогой, ткани.

На контрасте с представительным хозяином кабинета, за секретарским столом примостился, сухой клюкой возвышаясь над столешницей, высокий, тощий монах с чернильной ручкой в руках. Перед ним лежит раскрытая книга или очень пухлая тетрадь. Вдоль стен, статуями почетного караула замерли, несколько дико выглядящие вооруженными, монахи. Как-то странно вяжется вооруженная до зубов святая братия с христовой заповедью «не убий», да времена нынче не менее странные — мертвецы восстают, что уж там говорить о вооруженных иноках?.

В центре комнаты, на освещённом пятачке стоит юноша с непокрытой головой. Он одет в плотный и короткий, до тазобедренного сустава, арминг-дублет. Данная одёжка, представляющая собой не что иное, как поддоспешник и являет собой короткую плотную куртку из шести слоёв грубого льна, простёганного грубыми, довольно крупными стежками суровой нитки. В подмышках и на сгибах локтей подшиты кольчужные вставки, бедра обернуты кольчужной юбкой, крепящейся кожаными шнурками к дублету в зоне талии. Ноги парня закованы в полные латные поножи, заканчивающиеся латными же башмаками — сабатонами. Руки от плеча и до кисти так же закрыты металлом. Горло защищено клепаным кольчужным воротником на кожано — набивной основе.

У ног парня, в большом брезентовом свёртке, аккуратной грудой сложен остальной доспех. Из-под ткани видна кираса с кучей пряжек и петель на каждом сегменте латной юбки, кусок массивного наплечника, забрало шлема и достаточно длинная — наверное, при необходимости и двумя руками ухватить можно — рукоять рыцарского меча.

Массивный батюшка в ризе внимательно рассматривает парня тяжелым, цепким взглядом, вызывающим ощущение наведенного на тебя орудийного ствола, и, видимо придя к каким-то своим выводам, отрывисто произносит густым, хорошо поставленным басом:

Отрок! Эта келья — кабинет подразделения, осуществляющего, обеспечение внутренней безопасности нашей обители, или, если по старинке, тайный приказ. С самых первых дней начала конца, к нам, под защиту старых крепостных стен идут толпы людей, а среди людей, особенно в такое смутное время, понятно, всякие встречаются…

Вот, для проверки приходящих к нам приказ сей и организован. И главной задачей мы имеем отделение людей от нелюди в людском обличье, смущающей умы наши речами или делами своими, или зло замышляющих общине нашей. Издревле монастыри на Руси поставлены для того, чтобы оградить чад господних от мирской скорби и несправедливости, и дать защиту в беде.

Для этого нам необходимо знать все о каждом приходящем в нашу обитель. Слишком много в последнее время появилось мирян, ищущих крова нашего, вот и требуется разделить, так сказать, козлищ от агнцев, — тут он сделал многозначительную паузу, вздохнул и продолжил: — Впрочем, и для козлищ гостеприимство найдётся — видел, небось, работяг, что вокруг кремля рвы востанавливают?

А теперь, отроче, отвечай правдиво. Исповедуйся.

Твоё имя?

— Тевтон. Простите, Михаил. Просто последнее время, меня только по прозвищу и называли. Привык уже. -Худощавый споро скрипел пером в своём гроссбухе, то ли стенографируя протокол допроса, то ли заполняя какую-то анкету.

— Не отвлекайся на несущественное, отрок. Возраст?

— Семнадцать.

— Вероисповедание?

— Крещён в младенчестве, в православную веру. Но фактически, до недавнего времени и не верил в бога. Теперь верю, знаю, что он есть.

— Когда причащался в последний раз?

— Да никогда, наверное. Не помню я такого.