Добавить в моё избранное
42 мин, 20 сек 10721
Но никто не поверил Марку, не поверил даже после гибели дедушки Кинни.
А как погиб дедушка Кинни? Очень просто — упал с лестницы в двенадцать ступенек и сломал себе шею. «Несчастный случай!» — в один голос говорили все. «Какой несчастный случай, идиоты?!» — хотелось крикнуть Марку, бедному, испуганному Марку — «Это же он, Спрятанный убил его!». Ведь когда мальчик сбегал по лестнице вниз к лежащему у ее подножия дедушке Кинни, с неестественно повернутой головой и раскинутыми руками, он сам чуть не попался в ту же ловушку, что и он. Над первой ступенькой, между перилами и стеной был туго натянут тонкий шнурок. И тогда Марк совершил непростительную глупость — он поспешил отвязать шнурок, боясь, что еще кто-нибудь запнется об него. Тем самым он уничтожил единственную улику против убийцы. И когда мальчик это понял, он застыл на лестнице, потрясенный, сжимая в кулаке развязанный шнурок. А внизу, между резными перилами, проснулась уродливая голова Спрятанного, и тот лукаво подмигнул Марку.
— Поздравляю, Марк, делаешь успехи! — сказала его гнусная рожа — Ты только что помог мне кокнуть своего дедулю.
И разразившись отвратительным, злым смехом, Спрятанный скрылся во тьме под лестницей. А мальчик закричал.
С тех пор к Марку приходило много психиатров, и каждому рассказывал историю про Спрятанного. Они все терпеливо слушали Марка, кто спокойно, без выражения, кто кивая головой и задавая вопросы, кто с понимающей улыбкой на губах, но никто, никто не верил Марку. «Шок после смерти матери … глубокая душевная травма … налицо мания преследования … со временем все пройдет»… — говорили психиатры его отцу, а Марк злился на них, на их непонимание и боялся своей ярости, клокотавшей в нем словно кипящая вода в чайнике. По ночам он плакал, уткнувшись лицом в подушку, плакал от гнева и страха.
Скорее всего, Марк боялся дома Кинни не только из-за Спрятанного, но и из-за одиночества, которым был словно пропитан весь его воздух. У Марка не было друзей, и хотя в доме были другие люди — отец, бабушка Кинни, дядя Ричард, тетушка Сью и тетушка Сара, слуга Уильям, наконец, — но мальчик был одинок. Со смертью его матери из атмосферы дома пропали та теплота и любовь, которые согревали мальчика лучше огня, пляшущего в старинном камине. Взрослым было не до Марка, они все носились со своими важными, непонятными ребенку делами. И Марк оставался один в своей точке, лицом к лицу со Спрятанным, беззащитный, непонятый никем ребенок. А как Марк старался заслужить понимание, любовь, внимание, в конце концов! Дядя Ричард работает в поле, кто трудится рядом с ним? Конечно же, Марк! Отец чинит крышу, или заколачивает дыру в заборе, кто подает гвозди? Кто еще, кроме Марка! Тетушка Сью стряпает на кухне, кто помогает ей? Марк! Послушный мальчик Марк, всегда принесет что-нибудь нужное, всегда готов услужить, конечно, это же в порядке вещей! В благодарность всегда одно и то же: механическая улыбка, похлопывание по плечу или взъерошивание волос, и короткая фраза, типа «Молодчина, Марк!» Как хотелось бы мальчику слышать, да ладно, чего уж там, хоть раз услышать, чтобы кто-нибудь сказал…
— Марк, сынок! Помоги-ка мне с этой бочкой! — крикнул Артур Кинни, грохоча чем-то в сарае.
— Сейчас, папа! — прокричал в ответ мальчик и, соскочив с колодца, побежал к дому. Он и не подозревал, что из дома, из окна на третьем этаже, за ним наблюдают. Кружевные занавески были отдернуты, а перед окном, в своем кресле-качалке, сидела бабушка Кинни с вязаньем на коленях. Она смотрели на маленькую фигурку в синей курточке, бегущую по желтой траве, и испытывала какое-то странное, щемящее чувство — предчувствие … или страх? Ее внук стал странным ребенком, не похожим на других детей. Он резко изменился после смерти бедной Ребекки. «У него просто нервное расстройство, когда он подрастет, все пройдет. Время лечит любые раны», — успокаивала себя бабушка Кинни, но тревога не оставляла ее. Она беспокоилась из-за этих странных фантазий мальчика, про какого-то Монстра из Шкафа. Правда Марк называл его по-другому, но бабушка Кинни не могла точно вспомнить как. «Спрятанный» — раздался тихий шепот воспоминания у нее в голове, словно слабый ветерок прошелестел засохшей осенней листвой. Бабушка Кинни невольно поежилась; она вдруг поняла, что ненавидит это слово, неопределенное, скользкое, страшное … будящее в ее богатом воображении, передавшемся внуку, видения уродливых пятен тьмы, скопившейся в углах, под лестницей, за комодом. И пара глаз выгладывала из мрака, злобно щурясь.
— Глупости, Эмма, что за чушь! — вслух укорила себя бабушка Кинни и вновь взглянула в окно. Артур и Марк выкатывали из сарая огромную деревянную бочку, опоясанную двумя железными полосами. Марк перемазался в пыли, как черт, лицо раскрасневшееся, упрямое, глаза блестят из-под светлой челки. Чудесный мальчик, добрый, отзывчивый. Но как быть с его странными выдумками, и выдумками ли? И как быть с этими несчастьями, что преследуют семью Кинни последние два года?
А как погиб дедушка Кинни? Очень просто — упал с лестницы в двенадцать ступенек и сломал себе шею. «Несчастный случай!» — в один голос говорили все. «Какой несчастный случай, идиоты?!» — хотелось крикнуть Марку, бедному, испуганному Марку — «Это же он, Спрятанный убил его!». Ведь когда мальчик сбегал по лестнице вниз к лежащему у ее подножия дедушке Кинни, с неестественно повернутой головой и раскинутыми руками, он сам чуть не попался в ту же ловушку, что и он. Над первой ступенькой, между перилами и стеной был туго натянут тонкий шнурок. И тогда Марк совершил непростительную глупость — он поспешил отвязать шнурок, боясь, что еще кто-нибудь запнется об него. Тем самым он уничтожил единственную улику против убийцы. И когда мальчик это понял, он застыл на лестнице, потрясенный, сжимая в кулаке развязанный шнурок. А внизу, между резными перилами, проснулась уродливая голова Спрятанного, и тот лукаво подмигнул Марку.
— Поздравляю, Марк, делаешь успехи! — сказала его гнусная рожа — Ты только что помог мне кокнуть своего дедулю.
И разразившись отвратительным, злым смехом, Спрятанный скрылся во тьме под лестницей. А мальчик закричал.
С тех пор к Марку приходило много психиатров, и каждому рассказывал историю про Спрятанного. Они все терпеливо слушали Марка, кто спокойно, без выражения, кто кивая головой и задавая вопросы, кто с понимающей улыбкой на губах, но никто, никто не верил Марку. «Шок после смерти матери … глубокая душевная травма … налицо мания преследования … со временем все пройдет»… — говорили психиатры его отцу, а Марк злился на них, на их непонимание и боялся своей ярости, клокотавшей в нем словно кипящая вода в чайнике. По ночам он плакал, уткнувшись лицом в подушку, плакал от гнева и страха.
Скорее всего, Марк боялся дома Кинни не только из-за Спрятанного, но и из-за одиночества, которым был словно пропитан весь его воздух. У Марка не было друзей, и хотя в доме были другие люди — отец, бабушка Кинни, дядя Ричард, тетушка Сью и тетушка Сара, слуга Уильям, наконец, — но мальчик был одинок. Со смертью его матери из атмосферы дома пропали та теплота и любовь, которые согревали мальчика лучше огня, пляшущего в старинном камине. Взрослым было не до Марка, они все носились со своими важными, непонятными ребенку делами. И Марк оставался один в своей точке, лицом к лицу со Спрятанным, беззащитный, непонятый никем ребенок. А как Марк старался заслужить понимание, любовь, внимание, в конце концов! Дядя Ричард работает в поле, кто трудится рядом с ним? Конечно же, Марк! Отец чинит крышу, или заколачивает дыру в заборе, кто подает гвозди? Кто еще, кроме Марка! Тетушка Сью стряпает на кухне, кто помогает ей? Марк! Послушный мальчик Марк, всегда принесет что-нибудь нужное, всегда готов услужить, конечно, это же в порядке вещей! В благодарность всегда одно и то же: механическая улыбка, похлопывание по плечу или взъерошивание волос, и короткая фраза, типа «Молодчина, Марк!» Как хотелось бы мальчику слышать, да ладно, чего уж там, хоть раз услышать, чтобы кто-нибудь сказал…
— Марк, сынок! Помоги-ка мне с этой бочкой! — крикнул Артур Кинни, грохоча чем-то в сарае.
— Сейчас, папа! — прокричал в ответ мальчик и, соскочив с колодца, побежал к дому. Он и не подозревал, что из дома, из окна на третьем этаже, за ним наблюдают. Кружевные занавески были отдернуты, а перед окном, в своем кресле-качалке, сидела бабушка Кинни с вязаньем на коленях. Она смотрели на маленькую фигурку в синей курточке, бегущую по желтой траве, и испытывала какое-то странное, щемящее чувство — предчувствие … или страх? Ее внук стал странным ребенком, не похожим на других детей. Он резко изменился после смерти бедной Ребекки. «У него просто нервное расстройство, когда он подрастет, все пройдет. Время лечит любые раны», — успокаивала себя бабушка Кинни, но тревога не оставляла ее. Она беспокоилась из-за этих странных фантазий мальчика, про какого-то Монстра из Шкафа. Правда Марк называл его по-другому, но бабушка Кинни не могла точно вспомнить как. «Спрятанный» — раздался тихий шепот воспоминания у нее в голове, словно слабый ветерок прошелестел засохшей осенней листвой. Бабушка Кинни невольно поежилась; она вдруг поняла, что ненавидит это слово, неопределенное, скользкое, страшное … будящее в ее богатом воображении, передавшемся внуку, видения уродливых пятен тьмы, скопившейся в углах, под лестницей, за комодом. И пара глаз выгладывала из мрака, злобно щурясь.
— Глупости, Эмма, что за чушь! — вслух укорила себя бабушка Кинни и вновь взглянула в окно. Артур и Марк выкатывали из сарая огромную деревянную бочку, опоясанную двумя железными полосами. Марк перемазался в пыли, как черт, лицо раскрасневшееся, упрямое, глаза блестят из-под светлой челки. Чудесный мальчик, добрый, отзывчивый. Но как быть с его странными выдумками, и выдумками ли? И как быть с этими несчастьями, что преследуют семью Кинни последние два года?
Страница
2 из 12
2 из 12
