Идол

Как я могу вспомнить человека по никнейму?

Dirty Real: Совсем не помню.

Алиса Silver: Мы с тобой на курс испанского полтора года назад ходили? Алиса Зайцева!

Dirty Real: Ага! Припоминаю! Ты сейчас где? Работаешь, учишься?

Алиса Silver: Уже не работаю. Слушай, а ты слышал про то, что люди пропадают?

Dirty Real: Да. Об этом сейчас по всем каналам талдычат.

Из окна на меня смотрит кусок неба. Треугольный и плотный, как сжатая губка, с разводами плывущих облаков. На них словно отпечатались скомканные фотографии каких-то событий и лиц.

Я сам не заметил, как откинулся на спинку стула и закатил голову.

Зависая в Интернете, я почти перестал замечать обычные, но тем не менее прекрасные вещи. И сейчас с большим удивлением рассматривал блеклые облака.

Когда закрываешься в виртуальной реальности, теряешь себя. Когда-то это было лишь увлечением, но потом я осознал, что виртуальное общение для меня главнее, чем живое. В сети нет эмоций, есть смайлики, нет интонаций, нет навязчивости — захотел уйти, ушел!

Моментальная экзекуция всех неугодных — красный крестик в правом углу монитора, и все, нет человека!

Мне часто снятся странные сны. С тех пор, как стали исчезать люди, эти сны преследуют меня каждую ночь. Будто бы я стою на углу, в двух шагах от подъезда, смотрю на небо — а оно совершенно безжизненное, как бы упавшее на землю под острым углом, оранжевое, ржавое, пугающее. Я не могу развернуться и жду чьего-то прихода. Чего-то страшного. Оно появиться из срезанного неба. И в этом сне я чувствую конец — города исчезли, космос умер, я даже не могу дышать, потому что биологические процессы больше не действуют. И в самый напряженный момент, миг полной статичности, я просыпаюсь.

На экране бликует сообщение.

Алиса Silver: Эй??? Ты где?

Dirty Real: Прости, отвлекся. Так что ты хотела?

Алиса Silver: Я говорю, что моя двоюродная сестра пропала. Дня два назад.

Dirty Real: А почему ты решила написать именно мне.

Алиса Silver: Потому что я совсем одна…

Очередные сводки новостей.

На фоне четырехэтажного здания с массивными колоннами стоит человек в костюме, и рассказывает о том, насколько продвинулось расследование, ратует за усиление комендантского часа, а если понадобиться — будет введено чрезвычайное положение. Уже за сегодня без вести пропали 14 человек.

Хоть из дома не выходи.

Средства массовой информации нагнетают обстановку. Высказываются самые фантастические идеи, начиная от серийного маньяка, пожелавшего затмить Чикотило, и заканчивая секретной деятельностью правительства, экстремистской группировкой и тайным планом пришельцев из космоса. Бред транслируется в немыслимых объемах, как зыбкое болото, хватающее лодыжки. Посреди топи всегда есть сухие, и относительно стабильные островки. Но как бы то ни было, островки — это ложь!

Я готовлю обед. Разогреваю на сковородке вчерашнюю картошку.

Телевизор потише — зеленый ромбик звука уползает влево.

Алиса… Я помню её. Общительная, среднего роста, блондинка, кажется, подводила глаза черным карандашом. Такие никогда не страдают от одиночества.

Да ладно, чушь. Все страдают.

Некоторые не могут найти себе друзей, потому что не могут найти себя. Они настолько поглощены поисками, что не замечают вакуум внутри себя. Иногда этот вакуум втягивает совершенно ненужные моменты, совершенно ненужных людей. И самое интересное — когда насильно пихаешь туда кого-то, вакуум отторгает это с такой мощью, что кружится голова от бессилия и психоза.

Но всё меняется. Сначала ты перестаёшь обращать внимания на тянущее, сосущее чувство внутри, лишь перед сном ощущая его, стараясь заткнуть всеми силами. Потом заштопываешь дыры, чтобы случайный человек не попал туда. Затем не пускаешь в свою же душу даже себя.

Новости закончились, начался сериал. Несколько главных героев-домохозяек, путешествовали по стране и искали приключения на свои вторые девяносто. Хотя у вянущих роз за рулём пикапа из заставки там явно не девяносто, и какие-то сморщенные семьдесят. Неужели, кто-то смотрит эти сериалы? Жалкая пародия на детектив, инертная жвачка для мозга, вязкая и тоскливая.

Выключаю телевизор, сажусь есть.

Скошенное небо, оранжево-ржавое. В нём нет птиц, нет облаков — есть лишь пятна, недвижимые трупные пятна. Это больше, чем рак в пространстве — это конец. Смерть всего.

Я стою на углу, перед подъездом своего дома, и каждой клеткой своего тела осознаю — я пережил человечество. Я пережил пространство и время, все формы и материи, все духовные, физические и ментальные ипостаси.

Очень холодное, низкое небо — последняя галлюцинация перед концом конца, перед смертью последней частички мира.

Я оборачиваюсь — воздуха нет.