Добавить в моё избранное
42 мин, 30 сек 5869
Крепкие мускулы, на тренировку которых каждый день тратился час с лишним, налились упоительным здоровым напряжением. Дополз на руках до петли, просунул голову и отпустил одну руку, чтобы взять ею крестик с груди и поднести к пылающим от ужаса губам. Я продержался на одной руке почти минуту, впиваясь разодранными в кровь ногтями, а затем тихо соскользнул, обессиленный, в бурое ярмо испытания.
Кровь яростно бросилась в голову, в ушах засвистело, перед глазами поплыли огненные круги. Круги, превратившись в сферы, приобрели объём, запульсировали, рождая необычные радужные узоры, я оцепенел от несказанной гармонии их сочетаний. Острая боль пронзила с ног до самой маковки, заставила захрипеть и отчаянно задёргаться, высвобождаясь от чёрных липких пут. В какой-то момент мне стало чуть легче — организм избавился от лишнего, ослабив все сфинктеры, — но что-то тяжкое, гнусное, огромное заползло потом в глотку, и кажущаяся легкость сменилась безысходным чувством никчёмности моей жизни. Именно это чувство, а не жжение в разрывающихся лёгких и раскалённые, вонзающиеся в сердце гвозди, поставили меня на грань сумасшествия и бездонного отчаянья. Словно в награду за невыносимую пытку тело внезапно охватила горячая истома такой концентрации, какой никогда я не мог бы получить ни от одной женщины на свете. Та часть меня, что я считал бодрейшей и неугомоннейшей, напряглась, сосредоточилась на приближающемся экстазе, и в самый последний миг свой я ощутил, как сквозь меня могучим потоком изливаются, унося энергию в космос, бешеное наслаждение, чудовищная мука и жизнь. Утонув в потоке, я вдруг осознал, что нет ничего в этой вселенной, чем я бы не являлся. Сущность моя, отбросив пустую шелуху очерченности и границ, взмыла к божественному сиянию, к чудесному свету, пронизывающему пространство, но пространство — я и был, как был этим светом, этой творящей силой, этой великой размытостью и распределённостью по универсуму, презирающей границы и дихотомию. Дихотомия исчезла, и повсюду остался один я…
— Давай, Бобриков, поднимай задницу, труба зовёт, — в дверь сунулся Миша Кононов.
Кровь яростно бросилась в голову, в ушах засвистело, перед глазами поплыли огненные круги. Круги, превратившись в сферы, приобрели объём, запульсировали, рождая необычные радужные узоры, я оцепенел от несказанной гармонии их сочетаний. Острая боль пронзила с ног до самой маковки, заставила захрипеть и отчаянно задёргаться, высвобождаясь от чёрных липких пут. В какой-то момент мне стало чуть легче — организм избавился от лишнего, ослабив все сфинктеры, — но что-то тяжкое, гнусное, огромное заползло потом в глотку, и кажущаяся легкость сменилась безысходным чувством никчёмности моей жизни. Именно это чувство, а не жжение в разрывающихся лёгких и раскалённые, вонзающиеся в сердце гвозди, поставили меня на грань сумасшествия и бездонного отчаянья. Словно в награду за невыносимую пытку тело внезапно охватила горячая истома такой концентрации, какой никогда я не мог бы получить ни от одной женщины на свете. Та часть меня, что я считал бодрейшей и неугомоннейшей, напряглась, сосредоточилась на приближающемся экстазе, и в самый последний миг свой я ощутил, как сквозь меня могучим потоком изливаются, унося энергию в космос, бешеное наслаждение, чудовищная мука и жизнь. Утонув в потоке, я вдруг осознал, что нет ничего в этой вселенной, чем я бы не являлся. Сущность моя, отбросив пустую шелуху очерченности и границ, взмыла к божественному сиянию, к чудесному свету, пронизывающему пространство, но пространство — я и был, как был этим светом, этой творящей силой, этой великой размытостью и распределённостью по универсуму, презирающей границы и дихотомию. Дихотомия исчезла, и повсюду остался один я…
— Давай, Бобриков, поднимай задницу, труба зовёт, — в дверь сунулся Миша Кононов.
Страница
2 из 14
2 из 14
