Скульптор

Подождав еще полчаса, я, убедившись, что наркотик начал действовать, освободил ее от оков.

— Что за дерьмо на этот раз ты мне вколол, — промямлила девушка и начала хихикать. Глянув на часы, я заявил торжественным голосом.

— Героин, моя дорогая. Не самый чистый, но третий сорт, не брак. Я знал, что тебе понравится. И так начнем-с, — положив ее на подвижный стол, я туго обвязал ее конечности кожаными ремнями.

— Ну что, красотка. Ты готова? — Сказал я, пристально изучая глазами ее формы.

— Я бабочка, я хочу лететь. Но птички такие жестокие, — ответила она заплетающимся языком.

— Когда-нибудь, ты обязательно взлетишь. Расслабься, будет немного больно, — она что-то промычала в ответ, видимо новая волна кайфа от наркотика ее накрыла. Я же включил газовую горелку, что была в мастерской, нагревая стальной прут. Через минуту, он был раскален докрасна. Я взял его и отправился к столу, на котором она лежала. Стоя у изголовья, я занес над ней прут.

— Открой глазки, сейчас мы сделаем бабочку еще прекраснее, — я пальцем поднял ее веко, занося над глазом прут.

— Красный мотылек, красный мотылек! Он ужалит меня?

— Нет, он сделает тебя прекрасной, не беспокойся, — резким движением я соединил воедино, ее карий глаз и раскаленный прут. Раздалось шипение, потом дикий вопль, от которого кровь стыла в жилах. Живые не кричат так, это был вопль баньши, вестницы скорой гибели. На мгновение, моя душа наполнилась ликованием, потрясающий гимн боли, что достиг моих ушей, был слаще меда. Через мгновение, она потеряла сознание. Ту же процедуру я проделал с ее вторым глазом. Крика не последовало. Вычистив кофейной ложкой ошметки глазного яблока, что остались после выжигания, я слегка повредил, ожег, так что обгоревшую впадину наполнила ярко алая кровь. Так будет впрочем, даже лучше. Побродив по комнате, я нашел две заготовки, и вставил ей новые, сапфировые глаза из стекла. Меня всегда отличила от других скульпторов настоящая работа. Не простое подражание идеалу, а воссоздание его с максимальным реализмом, напыление тонкого слоя краски придавало особенный шарм. Краска была не проста, а особая, что въедалась в мрамор и как бы становилась единым целым. Иногда мне казалось, что мои изваяния, живее, чем серые люди, влачащие свое жалкое существование. После установки глаз, через некоторое время, девушка пришла в себя. От шока она не скончалась, и это было хорошо. Шестеро ее предшественниц, не выдержали исправления природных дефектов.

— А теперь финальная часть, моей постановки, перед твоим позированием. — Я взял молоток и гвозди.

— Чего-то не хватает. Ах да, музыки.

— Мотылек прилетел и принес тьму. Наступила ночь? А бабочки спят по ночам? — О, тебе идут твои новые глазки, — я залился раскатистыми смехом, положив молоток и гвозди в сторону, включая на ноутбуке присоединённом к аудиосистеме музыку.

— Сегодня будет классика, ибо это финальные штрихи. А мотылек тебе подарил новые, чудные глазки. Теперь ты настоящая бабочка. — Я положил у ее изголовья доску, прикрепленную стальными цепями к лебёдке, идущей через перекладину на потолке, взял массивный гвоздь и освободил ее правую руку от ремня. Она безвольно покачнулась, не переставая бубнить что-то про красоту ночных бабочек. Положив ее руку на доску, и удерживая локтем запястье, я приставил к ладони гвоздь острием. Гвоздь вошел, мягко миновав кость. Девушка заорала пронзительным, но низким криком.

— Вот, почти все. Самая приятная часть процесса окончена. — Она рыдая что-то пыталась сказать, но я не разбирал ее слов. Освободив ее ноги, а затем и руки, она попыталась вцепиться в меня свободной рукой. Я ее спокойно обошел и включил лебедку. Она зажужжала, и девушка повисла в метре от пола, повиснув на пригвожденной руке.

— Вот другое дело, теперь можно работать, — я принялся за работу, вся моя жизнь была в этой скульптуре, скульптуре покойной жены, глаза, лицо, да… сегодня было лицо. Взяв руки шпунт, я принялся за работу.

Сегодня день был хорошь, шесть часов проведенные за работой, совсем меня утомили. К моменту окончания моих трудов, под моей натурщицей, натекла приличная лужа крови. Опустив ее обессиленную на землю, я вынул гвоздь из ее руки гвоздодером и бросил обратно, в камеру.

Ночью кошмары были еще более яркие и реалистичные. Я проснулся от того что вопил во сне. Не первый раз это происходит. Наконец-то появилась возможность, в скором времени оживить образ достойный ангелов. Совсем маленький шажок и Юля поможет мне в этом. Пусть она думает, что я псих, но это высшее искусство, хотя мне кажется, что под наркотой она не о чем уже не думает. На второй день работы, она была куда сговорчивее. Практически не сопротивлялась когда я доставал ее из темницы и не вопила, когда я забивал в старую рану гвоздь. Она лишь тихо плакала, пока камень, оживал под моими руками. Работа в этот день не была так хороша, как вчера.