Скульптор

Моя пленница не была сегодня так убедительна. Но работа получилась все равно на славу.

Ночью я спал спокойно и сны меня не тревожили. Новый день встретил меня холодным утренним ветром, колыхающим шторы на распахнувшемся окне. Не достаточно плотно закрыл окно, промелькнуло в голове. В принципе, пора продолжать начатое. По пришествию в мастерскую моя пленница за стеной тихо плакала. Ослепленная и измученная, она просила меня лишь об одном. Она хотела еще дозу. Я не стал отказывать в просьбе и приготовил в спальне большую дозу героина, от которого она бы без сомнения «улетела». У нее сегодня была привилегия на кайф, он был чист как слеза младенца. Я вернулся к Юле, держа шприц в руках и ухмыляясь. Она услышала звук моих шагов и тихонько простонала.

— Пожалуйста, пожалуйста. Еще капельку.

— Хорошо красотка, сегодня для тебя лучший. Ты славно потрудилась, -схватив ее за руку, я увидел чудесный синюшных рисунок вен, сильно выпирающих из руки. Я сделал инъекцию, после чего девушка откинула голову и начала тяжело дышать.

— Хорошо?

— Да, это божественно.

— Что ж, тогда приступим.

— Не надо, только не это. Вновь я не вынесу.

— Куда ты денешься красотка… ну куда ты денешься? Ты ведь скоро вновь станешь бабочкой и будешь порхать под ночным небом. — Из под стеклянного глаза, тонкой струйкой, будто расчерчивая лицо что-то просачивалось, образовывая корку мутно желтая жидкость. Это был гной. Я взял салфетку и протер ее личико и вновь уложил на стол с доской. При забивании гвоздя, сегодня она орала даже сильнее чем в первый раз. Я работал 8 часов и когда снимал ее с гвоздя, она жутко рыдала. Теперь гноя было еще больше, он тек из-под второго глаза. Первый раз в жизни, я видел, чтоб рыдали гноем. На этот раз, ее лицо не стал вытирать, просто отнес ее в комнату, где она жила.

На следующее утро, войдя в комнату к пленнице, я обнаружил ее свернувшийся калачиком, в углу своей темницы. Под ней была лужица засохшей, все той же мутно-желтой жидкости вперемешку с кровью. По гнусному запаху я определил, что моя натурщица была не здорова. Подойдя, я попытался ее растолкать.

— Юля, Юленька, вставай, пора работать, — прикоснувшись, я осознал то, что девушка была давно уже мертва и тело окоченело, навсегда застыв в этой позе.

— Эх, какая досада. В принципе твое присутствие при финальных штрихах и не обязательно, — очень жаль, что при посещении музы, я забывал кормить и поить своих гостей. Но что поделать, тело бренно, а искусство бессмертно. Смерть, это лишь страх перед ней, не более. Так и пришлось закопать бедняжку, на заднем дворе. Скрюченную в позе эмбриона. Да, девочка изрядно воняла. Когда я вынул стеклянные глаза, из под них прямо хлынул гной. Я осязал физически, как частичка ее души, навсегда переселилась в статую. В этот же вечер, я договорился о проведении большой выставки, в одном из музеев своего города. Выставка должна была состояться через месяц.

Месяц пролетел как один день. Юленька, уже давно удобряла мой палисадник, в компании пожиравших ее червей. Вот, какая полезная женщина то оказалась! Последнюю неделю меня мучали чудовищные кошмары. Эта проклятая больница, санитары подобные чудовищам, вяжущие меня к столу и садист-доктор, будто сошедший с полотен Босха, своей гротескностью поражавший, мой и без того измучанный долгой работой разум. Он рвал мое тело, своими чудовищными инструментами. Каждое его движение, обжигало тело адской болью. Кошмарные образы говорили, но что именно, мой разум отказывался воспринимать. В ночь перед выставкой, я так и не смог уснуть. Сидел всю ночь в темноте, свет последнее время, слишком сильно резал глаза. Усталость, которая то и дело, накатывала на меня, когда я трудился, становилась нестерпимой. И вот, долгожданный день, когда мои творения вновь увидят свет. На музее красовалась вывеска «Выставка скульптора Максима Гойтко 23-26 июня». Выставка открывалась вечером, по моей просьбе. Как раз в это время, ожидался наибольший наплыв посетителей.

Даже в момент открытия, количество человек превзошло мои самые смелые ожидания. Всего было выставлено 16 скульптур и шестнадцатая, была особенная. На фоне безликих и бледных мраморных статуй, красовалась она, та, что являлась моим магнум опус. Та, которая хранила в себе частичку моей и многих других душ. Она закинула одну руку вверх, на лице застыло страдание, идеальная фигура, лицо, она была совершенством. Вдобавок ко всему, статуя была подкрашена и краска так равномерно слилась с мрамором, что казалось, что он был таких цветов изначально. Угольные волосы, небесные глаза, все было, так как я задумал, так как я помнил. Приходясь через посетителей, я, пользуясь тем, что в лицо меня мало кто знал, интересовался мнением о моих работах.

К моему удивлению, отзывы… они были чудовищны. Кто-то говорил, что у меня руки растут из задницы, акцентируя внимание на грубых сколах.