Скульптор

— Ублюдок, о чем ты говоришь? Ты издевался надо мной, когда я умирал. А сейчас рассказываешь мне про какие-то кошмары, это ты устроил?!

— Максим, это был твой шанс, прожить отличную жизнь, такую о которой ты мечтал. Но что же с тобой случилось? А ты наполнил свою жизнь тщеславием, самолюбованием и гордыней, разве ради этого стоит жить?

— Я тебя не понимаю.

— Ты скоро поймешь. Возможно, даже скорее чем тебе хотелось бы. А сейчас, полюбуйся этим закатом вместе со мной. — Ненависть куда-то ушла, я почувствовал глубочайшее умиротворение, стал рядом со своим мучителем и обратил свой взор в даль. Закат, алыми красками поигрывал над полем чудесных пестрых цветов. Они были такими разными, как человеческие души, наполнявшие мои скульптуры. Тысячи, нет, миллионы цветов застилающих все до края глаз. А за ним, алел закат. Наблюдая за этим чудесным пейзажем, рядом с моих ухом раздался щелчок пальцев.

Массивное эхо этого щелчка разнеслось над полем. Казалось, что цветы подхватывали звук и передавали его дальше, а потом возвращали с оглушительной мощью. Мир начал искажаться и деформироваться. Немыслимые геометрические контуры проступали сквозь эти искажения. Пока и этот уютный мирок с фрезиями не растворился в небытие. В носу остался лишь призрачный цитрусовый аромат, как мимолетное напоминание об этом мире.

Пощечины хлестко били меня по лицу, пока новый мир обретал краски в своей пугающей реальности. Я открыл глаза. Все плыло перед ними, я видел расплывчатые контуры лиц.

— Док, по ходу дурик все-таки очнулся, — откуда-то издалека, раздался приглушенный голос.

— Ну, слава богу, еще одного жмура нам в этом месяце, только и не хватало.

— Давайте мы ему вкатим чего-нибудь чтоб снова не вырубился.

— Кофеина засандальте дурику. Отрубится, потом опять полдня будем откачивать, — мир постепенно обретал цвета, а звуки голосов мужчин, отчетливыми и узнаваемыми.

— Алиса, скажи мне, пожалуйста, как так получилось, что у тебя больной пролежал черт знает сколько в гиппе?

— Петр Иванович, простите, пожалуйста. Забыла! Клянусь, не специально, обещаю, что такого больше не повторится.

— Забыла?! Да дурик чуть копыта не отбросил, от твоей дырявой бошки. Алиса, еще раз такая хрень повториться и ты вылетишь отсюда пулей и мне будет насрать, что ты чья-то там дочь, — сознание практически вернулось. Я попытался приподняться, слегка подняв голову, ничего не вышло.

— Максим, как ты? — обратился ко мне мужчина в халате. На его лице была легкая небритость, а в глазах застыл немой вопрос.

— Я… Я… где я? — простонал я.

— В больнице. Вы меня узнаете?

— Нет.

— Я ваш лечащий врач. Петр Иванович. Ничего, скоро память к вам вернется. Это бывает, — доктор отпрянул и властным тоном произнес. — Покормите его как следует, и приведите в порядок, у парня был тяжелый день. Дима, помой его, ты все-таки. Да, и еще сегодня дежуришь по этажу.

— Чего сразу я? Мы вообще-то с Федькой дежурим.

— Я сказал, ты услышал.

Дима недовольно пробубнил что-то под нос, но кивнул. Это был высокий тощий мужчина, с длинными волосами и огромным кадыком. Рядом с ним, как я понимаю, стоял Федя, полная его противоположность. Маленький, толстенький, но очень харизматичный мужичок.

— Нет. Я сплю! Я сплю! Какая больница!? Какой доктор?! Я Великий скульптор, выпустите меня. Я хочу домой! — заорал я во все горло.

— Пожалуйста, я лишь хочу проснуться. Отпустите меня, богом прошу, заклинаю вас, отпустите, — я резко попытался встать, но ноги меня не слушались, я упал с койки больно ударившись головой о тумбочку и зарыдал.

— Уууу, похоже, все серьезно, — сказал Федя.

— Ребят, положите его обратно, — санитары подошли ко мне и начали под руки поднимать.

— Твою ж мать, этот урод обоссался, — завопил Дима

— И это тоже тебе придется отмывать, — сказал Петр Иванович. — Алиса, принеси нашему другу тряпку и швабру.

Медсестра убежала на пост, через минуту вернулась с потрёпанной тряпкой и ведром.

— Швабры нету, с ней вчера дурик из шестой палаты пытался совокупиться, вот и сломал, прежде чем мы ее отобрали. — Доктор кивнул.

— Тогда рученьками, рученьками.

Я завывал как раненый зверь, умоляя отпустить меня, пока мужчины укладывали мое тело на кровать.

— Что ж, а пока я прощаюсь, — сделав вежливый кивок, удалился Петр Иванович.

Меня помыли, не смотря на указ доктора. Федя активно помогал Диме отмыть меня от последствий комы. И скупо накормили, прямо в палате. К тому моменту я немого успокоился. Еда за малым не вызывала ротные позывы, подслащенная каша и приторно сладкий чай, застревали комьями в горле, упорно не желая проходить по пищеводу. Потом санитары удалились, оставив меня одного, со своими мыслями.

Лежа в палате один.