Добавить в моё избранное
44 мин, 54 сек 1340
Так что Катя сильно рисковала ради свободного заработка. Воистину, лучший страж закона ― это сами люди. В этот раз либо все потенциально заинтересованные персоны удалились на работу ― квартал был тих, небо только начало светлеть, вычерчивая кроны деревьев, ― либо проявлял толерантность.
Они разделись в небольшой прихожей, где Катя сумела разглядеть невыразительную внешность Витала. Ростом он был высок, но черты лица показались ей слишком заурядными. Белёсые глаза, гладкие светло-русые волосы до плеч, худая шея, из-под закатанных рукавов ковбойской рубахи торчали худые жилистые руки. Витал как и Павел не говорил по-русски, а польский Катя не разумела, поэтому общение проходило на английском. Витал на правах главного разделил фронт работы, и, как показалось Кате, сделал это не совсем справедливо. Ему достались комнаты на двух этажах, а ей ― большой санузел, коридор с прихожей и приличных размеров кухня. То есть ― места более грязные и более трудоёмкие. Особенно Катя не любила кухни. Некоторые хозяева почему-то считали, что нанятые работники должны были не только убрать помещения, но и посуду за ними помыть.
Катя начала с кухни и угрохала на неё минут сорок, перемывая варочные панели и кафель в рабочем углу. У Витала, судя по всему, дела шли много лучше. Он успел явиться к ней на кухню, инспектируя Катину работу, и не преминул отметить её упущения.
― Так медленно! ― воскликнул он, ― Ты еле движешься! Разве Павел тебя не предупреждал, что нужно работать в темпе? Мне нужно ещё успеть на другой конец города. Давай-давай!
«Давай, давай», ― мысленно ответила ему Катя. Воспитанность, мало уместная в этих обстоятельствах, мешала ей послать Витала подальше или хотя бы потребовать более справедливого раздела объема работы. Она решила молча пережить сегодняшние трудности, но никогда больше не соглашаться на работу в паре. Ни с Павлом, ни с Виталом. Ей хотелось побыстрее разделаться с работой и уйти.
Санузел не вызвал проблем, Катя уже заканчивала протирать огромное зеркало над раковиной, когда снова появился Витал. Он холодно посмотрел на Катю, а потом нагнулся над ванной и раковиной.
― Это никуда не годится! ― сообщил он ей, моментально разгибаясь и нависая над Катей в полный рост, ― Ты воду не стёрла поверхностей. Всё должно быть сухим, ― поразил он Катю своей новой претензией.
Ну не спорить же под конец? Хочет сухо ― пожалуйста, переводите бумагу, сколько влезет. Катя развернулась к корзине, где лежали рулоны бумажных полотенец, чтобы оторвать одно, и тут случайно взгляд её упал в зеркало. То, что она увидела в нём, буквально парализовало на месте: Витал продолжал стоять к ней почти вплотную, но лицо его ужасным образом переменилось ― вместо безразличия оно было искажено каким-то яростным чувством, зрачки его налились кровью, а оскал позволял увидеть огромные белые клыки.
Паралич Кати, наверное, имел бы самые печальные для неё последствия, если бы не поразительное везение, спасшее в итоге ей жизнь. В это же самое мгновение, когда она разглядела пугающие новые черты Витала, на улице раздался треск, и грохот, и человеческий визг. Не ожидавший такого звукового сопровождения Витал отшатнулся от Кати, которая инстинктивно воспользовалась этим мгновением, чтобы оттолкнуть Витала и выскочить из ванной, опрокинув тазик с водой. Она едва не поскользнулась на мокром полу, схватила парку и сумку, судорожно запихивая ноги в ботинки, которые никак не хотели надеваться. Всё это вряд ли заняло и тридцати секунд, но Кате казалось, прошла вечность, прежде чем она выскочила на крыльцо. Как в фильме ужасов про сверхъестественные существа, ею двигала мысль, что там, где люди, ей уже никто не причинит вреда.
Здесь, на улице, она, наконец, поняла причину истошных криков, когда заглянула за угол. В соседнем доме творился переполох: окно было разбито, валялись неизбежные для норвежского дома вазы и горшки, женщина лет пятидесяти стояла у раскрытой двери и продолжала что-то расстроено выкрикивать, к ней спешили соседи из домов поблизости, а на дереве рядом с домом Катя сумел разглядеть жирного рыжего кота. Вероятно, это и был виновник происшествия, или, вернее, её спаситель.
Воспользовавшись всеобщей суматохой, Катя, наконец, просунула ноги в сопротивляющиеся ботинки и лёгкой рысцой двинулась к дороге, стараясь быть незаметной. Спасало её то, что дом, к которому сейчас было привлечено всеобщее внимание, стоял немного боком к дому, из которого выскочила она, и дорожка от дома почти не была видна взволнованным соседям.
Катя, плохо соображая от страха, почти добежала до остановки T-bane, молясь всем богам, чтобы не пришлось долго ждать поезда до центра. Ей ещё раз несказанно повезло, и она ввалилась в вагон, почти упав на ближайшее свободное сидение, где, закрыв глаза, постаралась унять бешено бьющееся сердце. Всю дорогу до центра ей казалось, что на каждой следующей станции Витал догоняет поезд и вот-вот войдёт в её вагон.
Они разделись в небольшой прихожей, где Катя сумела разглядеть невыразительную внешность Витала. Ростом он был высок, но черты лица показались ей слишком заурядными. Белёсые глаза, гладкие светло-русые волосы до плеч, худая шея, из-под закатанных рукавов ковбойской рубахи торчали худые жилистые руки. Витал как и Павел не говорил по-русски, а польский Катя не разумела, поэтому общение проходило на английском. Витал на правах главного разделил фронт работы, и, как показалось Кате, сделал это не совсем справедливо. Ему достались комнаты на двух этажах, а ей ― большой санузел, коридор с прихожей и приличных размеров кухня. То есть ― места более грязные и более трудоёмкие. Особенно Катя не любила кухни. Некоторые хозяева почему-то считали, что нанятые работники должны были не только убрать помещения, но и посуду за ними помыть.
Катя начала с кухни и угрохала на неё минут сорок, перемывая варочные панели и кафель в рабочем углу. У Витала, судя по всему, дела шли много лучше. Он успел явиться к ней на кухню, инспектируя Катину работу, и не преминул отметить её упущения.
― Так медленно! ― воскликнул он, ― Ты еле движешься! Разве Павел тебя не предупреждал, что нужно работать в темпе? Мне нужно ещё успеть на другой конец города. Давай-давай!
«Давай, давай», ― мысленно ответила ему Катя. Воспитанность, мало уместная в этих обстоятельствах, мешала ей послать Витала подальше или хотя бы потребовать более справедливого раздела объема работы. Она решила молча пережить сегодняшние трудности, но никогда больше не соглашаться на работу в паре. Ни с Павлом, ни с Виталом. Ей хотелось побыстрее разделаться с работой и уйти.
Санузел не вызвал проблем, Катя уже заканчивала протирать огромное зеркало над раковиной, когда снова появился Витал. Он холодно посмотрел на Катю, а потом нагнулся над ванной и раковиной.
― Это никуда не годится! ― сообщил он ей, моментально разгибаясь и нависая над Катей в полный рост, ― Ты воду не стёрла поверхностей. Всё должно быть сухим, ― поразил он Катю своей новой претензией.
Ну не спорить же под конец? Хочет сухо ― пожалуйста, переводите бумагу, сколько влезет. Катя развернулась к корзине, где лежали рулоны бумажных полотенец, чтобы оторвать одно, и тут случайно взгляд её упал в зеркало. То, что она увидела в нём, буквально парализовало на месте: Витал продолжал стоять к ней почти вплотную, но лицо его ужасным образом переменилось ― вместо безразличия оно было искажено каким-то яростным чувством, зрачки его налились кровью, а оскал позволял увидеть огромные белые клыки.
Паралич Кати, наверное, имел бы самые печальные для неё последствия, если бы не поразительное везение, спасшее в итоге ей жизнь. В это же самое мгновение, когда она разглядела пугающие новые черты Витала, на улице раздался треск, и грохот, и человеческий визг. Не ожидавший такого звукового сопровождения Витал отшатнулся от Кати, которая инстинктивно воспользовалась этим мгновением, чтобы оттолкнуть Витала и выскочить из ванной, опрокинув тазик с водой. Она едва не поскользнулась на мокром полу, схватила парку и сумку, судорожно запихивая ноги в ботинки, которые никак не хотели надеваться. Всё это вряд ли заняло и тридцати секунд, но Кате казалось, прошла вечность, прежде чем она выскочила на крыльцо. Как в фильме ужасов про сверхъестественные существа, ею двигала мысль, что там, где люди, ей уже никто не причинит вреда.
Здесь, на улице, она, наконец, поняла причину истошных криков, когда заглянула за угол. В соседнем доме творился переполох: окно было разбито, валялись неизбежные для норвежского дома вазы и горшки, женщина лет пятидесяти стояла у раскрытой двери и продолжала что-то расстроено выкрикивать, к ней спешили соседи из домов поблизости, а на дереве рядом с домом Катя сумел разглядеть жирного рыжего кота. Вероятно, это и был виновник происшествия, или, вернее, её спаситель.
Воспользовавшись всеобщей суматохой, Катя, наконец, просунула ноги в сопротивляющиеся ботинки и лёгкой рысцой двинулась к дороге, стараясь быть незаметной. Спасало её то, что дом, к которому сейчас было привлечено всеобщее внимание, стоял немного боком к дому, из которого выскочила она, и дорожка от дома почти не была видна взволнованным соседям.
Катя, плохо соображая от страха, почти добежала до остановки T-bane, молясь всем богам, чтобы не пришлось долго ждать поезда до центра. Ей ещё раз несказанно повезло, и она ввалилась в вагон, почти упав на ближайшее свободное сидение, где, закрыв глаза, постаралась унять бешено бьющееся сердце. Всю дорогу до центра ей казалось, что на каждой следующей станции Витал догоняет поезд и вот-вот войдёт в её вагон.
Страница
5 из 14
5 из 14
