Бег по лезвию

Чашка с обжигающим напитком вырвалась из ее рук и упала на пол, разбившись вдребезги. Коричневая жижа расползлась по полу.

— Черт, — простонала Лада. Это была ее любимая чашка. Девушка сделала шаг назад, и в ее босую ногу впился осколок. Зашипев от боли, Лада поплелась к разрывающемуся телефону.

— Слушаю, — рявкнула она раздраженно.

— Ладушка, золотце мое, — раздалось жизнерадостное восклицание из трубки, — Как ты там?

Лада облегченно улыбнулась и радостно пробормотала.

— Кристиночка, это ты?

— Нет, призрак отца Гамлета. Ты кого ожидала услышать, подруга?

Девушка звонко рассмеялась. Кристинка позвонила! Сразу перестала болеть нога, и исчезло мучавшее ее чувство страха. Волна облегчения захлестнула ее, что у Лады закружилась голова, и ей пришлось схватиться за угол стола.

— Лада, ку-ку, ты меня слышишь?

— Да, — улыбаясь во весь рот, как полная дура, прокричала девушка, — только повтори, что ты сказала.

— Ладушка, свет мой ясный, я надеюсь, что ты так же не страдаешь склерозом, как глухотой? Ты же помнишь про нашу сегодняшнюю вылазку?

Девушка закусила губу и раздраженно дернула себя за прядь светлых волос. Совсем не к месту будет эта поездка. И без того плохое настроение, после посещения детского дома, где она выросла, обещало превратиться в отвратительное. Свой детдом Лада тихо ненавидела. Кроме боли, страха и унижения это учреждение ей ничего не принесло. Она помнила все. Жестких воспитателей, наказывающих за любую провинность трепкой, жестоких детей, что как маленькие звереныши защищали свою территорию и набрасывались на тех, кто слабей. Она помнила Большой Чулан, полуразрушенный бункер на границе владений приюта. Помнила его тьму, затхлый воздух, похотливый смешок и нетерпеливые руки, срывающие одежду. Лада до крови прикусила губу, надеясь, что физическая боль сумеет приглушить душевную. На мгновение стало легче. Да, она все помнит. Даже слишком хорошо. Вот уже десять лет прошло, как ее забрали оттуда в интернат, но девушка до сих пор просыпается от своего крика. Лада бы никогда не вернулась в это место, но Кристина, закадычная подруга и сестра по крови сказала, что нужно посмотреть своему страху в лицо. И Лада согласилась. Не для себя, а для Кристины, которая пострадала больше нее. Но только не сегодня, не после этого сна.

— Я помню. Но… — осторожно начала девушка, и была перебита гневным окликом подруги.

— Мы туда поедем. И точка. К тому же Стилл нас отвезет.

Лада изумленно вскинула брови.

— Стилл!? Это еще что такое?

— Это мой новый мужчина, — кокетливо проворковала Кристина. — Красавец, сильный, в постели бог.

— Да, но почему Стилл?

— Не знаю и мне это не интересно. Главное он много не говорит и у него есть машина. Так что мы за тобой заедем часиков в шесть. Будь готова, — протараторила Кристина и быстро положила трубку, пока подруга не успела возразить.

Лада засмеялась и крутанулась на пяточках.

«Так, быстренько убрать на кухне, пока этот бардак никто не увидел, и написать Тиму записку, что я уехала в детдом. Вот он «рад» будет». Лада почти представила, как хмурится ее мужчина, как беспокойно ходит из угла в угол, ожидая ее возвращения, чтобы потом обнять и сказать: все хорошо родная, все хорошо. Девушка водила тряпкой по полу, отмывая потёки кофе и своей крови, нервно поглядывая на часы. Каждая секунда приближала ее к часу Х. Вот уже почти шесть, нужно выходить. Но перед этим, девушка метнулась в спальню к кровати и запустила руку под матрас. Мгновение пошарила там и вытащила складной финский нож. Еще одна привычка, привезенная из детства: никогда не оставайся незащищенной.

Лада быстро переоделась. Подмигнула своему отражению, надеясь, что оно сможет запечатлеть ее счастливый образ и сохранить его до возвращения. Улыбка, то, что нужно сейчас.

4.

Сколько боли! Мышцы горят огнем. Я умер. Сейчас святой Петр откроет мне ворота рая, и я предстану перед Господом. Или я окажусь в аду. Но разве после смерти может быть столько боли?

Тим открыл слипшиеся глаза и тут же зажмурился. Хоть света было не много, он все же был слишком резким. Мужчина провел языком по шершавым потрескавшимся губам, ощутил металлический привкус крови. Он осторожно пошевелил пальцами, наткнувшись на гладкий пол. Перевернувшись на живот, щекой коснулся холодной плитки. Хорошо-то как. Тим поднялся на четвереньки, но у него сразу закружилась голова, и повело в сторону. Выругавшись, он поднялся на ноги и осмотрелся.

— Дорогая, я дома, — нервно хохотнул Тим, увидев знакомые занавески на знакомой кухне. Как же он здесь оказался? Последние несколько часов в его памяти были словно черная дыра. События на работе, после прихода старика-водителя слились в одну черную полосу. Только смутные воспоминания вспыхивали в мозгу, словно падающие звезды, мелькнув на ночном небе.