Николай Михайлович Ненашев, первый заместитель мэра небольшого северного российского городка, пошел на работу пешком.
Добавить в моё избранное
10 мин, 5 сек 15701
Обычно заезжала служебная машина, закрепленная только за ним, хотя… медленным шагом до места службы ему было минут двадцать ходу.
Но так уж было принято, и Николай Михайлович не отступал от заведенных не им правил.
Он никогда не спорил с начальством.
Это для подчиненных он был человеком с железным характером: они его не то чтобы боялись, нет, они его даже где-то уважали за какое-то неуемное желание выполнить все запланированное строго в срок, даже если и с отрицательным результатом.
Нет, наверное, все-таки не уважали, — боялись.
От него всегда зависело очень многое. Это он завел неофициальное правило принимать все письма, жалобы граждан и реагировать на них незамедлительно. Мало кому из подчиненных, конечно, удавалось крутить это колесо без устали.
Но несмотря ни на что каждое утро Николай Михайлович должен был видеть на своем столе в специальной папочке все, что получено администрацией за прошедший день от граждан этого заштатного городка — с небольшими записочками от ответственных лиц по каждому обращению.
Он ежедневно просматривал содержимое этой папочки и на каждом документе появлялась его резолюция: всегда положительная.
… Но фокус-то и заключался в том, что в конце каждой коротенькой резолюции должен быть какой-то знак препинания, а знаки препинания были не всегда одинаковы: точка означала — беспрекословное выполнение; три точки — все сделать для того, чтобы не выполнять, только — в крайнем случае, когда это уже будет невозможно; а, вот, если не было никакого знака препинания, это означало — ни в коем случае не реагировать положительно.
Но когда гражданин добивался личной встречи с ним, что было сделать, мягко говоря, затруднительно, Николай Михайлович всегда тут же, незамедлительно вызывал исполнителя по данному вопросу и отчитывал его по полной программе в присутствии гражданина, безотносительно к знакам препинания.
Поэтому он и был Первым замом: он всю отрицательную составляющую брал на себя, хотя, конечно же, крайними были всегда «стрелочники».
Мэр о недовольствах граждан даже и не догадывался.
Кроме всего прочего, Николай Михайлович даже и думать-то никогда не думал, что он может когда-нибудь стать мэром, да и возраст у него был, как и у многих первых замов, как говорится, — на последнем издыхании: всегда можно было отправить на пенсию.
А, вот, опыт-то на пенсию не отправишь.
Именно поэтому Мэр относился к своему заму, как к лицу, без которого ему бы никогда не быть в хорошем состоянии духа. А с ним он абсолютно верил в то, что он-то и делает настоящее дело…
А сегодня Николай Михайлович шел на службу пешком. Было странно солнечное утро: в феврале таких на севере не бывало раньше. Но, видно, нашему герою сегодня повезло, как никогда.
Он ни о чем почему-то не думал, хотя дел-то у первого зама всегда по горло, но… не думал: настроение было легкое, воздушное, да и какая-то незамысловатая мелодия вертелась в его седой по годам голове, а он даже кожаную утепленную кепку забыл надеть в этот довольно странный для него день. Все было просто здорово, тем более что вечер, проведенный им накануне в теплой компании в ресторане, удался на славу: никто даже не заикнулся о причине вечеринки, просто выпили изрядно, но наутро голова была, как всегда легка и наполнена неисполненными на сегодня делами. Все, как всегда, только февральское утро было странным образом не похоже на предыдущие, как и этот пешеходный маршрут к месту службы.
Николай Михайлович вдруг увидел, что идет по какой-то незнакомой улице: мэрия была уже почти рядом, но перед ней не было почему-то такой знакомой площадки, выложенной гладким булыжником, не было газона, и улица была не такой широкой, как прежде, — все вокруг было и похожим, и не похожим на все прежде почти родное за многие годы службы.
Внутри у Николая Михайловича было удивление, но… не было раздражения. Он подошел к массивной двери, которая всегда открывалась с большим трудом, но зато закрывалась всегда как-то весело, потянул за ручку, и дверь медленно стала открываться. Первый зам. вошел в небольшой коридорчик, в котором сбоку сегодня почему-то оказалась деревянная застекленная будка (раньше не было), в которой сидела не очень опрятно одетая пожилая женщина, а за ее спиной стоял довольно высокий пожилой мужчина в непонятной Николаю Михайловичу военизированной форме.
Женщина открыла небольшое окошечко и строго, поверх очков пристально посмотрела прямо в лицо первому заму.
Николай Михайлович просто опешил: он впервые за свою не короткую жизнь в этом учреждении увидел все, что открылось за дверью. Но женщина просто махнула ему рукой: мол, проходите, — и Николай Михайлович как-то безвольно шагнул в сторону, куда ему было указано.
Впереди была очень узкая лестница, она винтом уходила вверх и первому заму стало ясно, что он просто не протиснется между стеной и перилами лестницы: уж больно узок был проход.
Но так уж было принято, и Николай Михайлович не отступал от заведенных не им правил.
Он никогда не спорил с начальством.
Это для подчиненных он был человеком с железным характером: они его не то чтобы боялись, нет, они его даже где-то уважали за какое-то неуемное желание выполнить все запланированное строго в срок, даже если и с отрицательным результатом.
Нет, наверное, все-таки не уважали, — боялись.
От него всегда зависело очень многое. Это он завел неофициальное правило принимать все письма, жалобы граждан и реагировать на них незамедлительно. Мало кому из подчиненных, конечно, удавалось крутить это колесо без устали.
Но несмотря ни на что каждое утро Николай Михайлович должен был видеть на своем столе в специальной папочке все, что получено администрацией за прошедший день от граждан этого заштатного городка — с небольшими записочками от ответственных лиц по каждому обращению.
Он ежедневно просматривал содержимое этой папочки и на каждом документе появлялась его резолюция: всегда положительная.
… Но фокус-то и заключался в том, что в конце каждой коротенькой резолюции должен быть какой-то знак препинания, а знаки препинания были не всегда одинаковы: точка означала — беспрекословное выполнение; три точки — все сделать для того, чтобы не выполнять, только — в крайнем случае, когда это уже будет невозможно; а, вот, если не было никакого знака препинания, это означало — ни в коем случае не реагировать положительно.
Но когда гражданин добивался личной встречи с ним, что было сделать, мягко говоря, затруднительно, Николай Михайлович всегда тут же, незамедлительно вызывал исполнителя по данному вопросу и отчитывал его по полной программе в присутствии гражданина, безотносительно к знакам препинания.
Поэтому он и был Первым замом: он всю отрицательную составляющую брал на себя, хотя, конечно же, крайними были всегда «стрелочники».
Мэр о недовольствах граждан даже и не догадывался.
Кроме всего прочего, Николай Михайлович даже и думать-то никогда не думал, что он может когда-нибудь стать мэром, да и возраст у него был, как и у многих первых замов, как говорится, — на последнем издыхании: всегда можно было отправить на пенсию.
А, вот, опыт-то на пенсию не отправишь.
Именно поэтому Мэр относился к своему заму, как к лицу, без которого ему бы никогда не быть в хорошем состоянии духа. А с ним он абсолютно верил в то, что он-то и делает настоящее дело…
А сегодня Николай Михайлович шел на службу пешком. Было странно солнечное утро: в феврале таких на севере не бывало раньше. Но, видно, нашему герою сегодня повезло, как никогда.
Он ни о чем почему-то не думал, хотя дел-то у первого зама всегда по горло, но… не думал: настроение было легкое, воздушное, да и какая-то незамысловатая мелодия вертелась в его седой по годам голове, а он даже кожаную утепленную кепку забыл надеть в этот довольно странный для него день. Все было просто здорово, тем более что вечер, проведенный им накануне в теплой компании в ресторане, удался на славу: никто даже не заикнулся о причине вечеринки, просто выпили изрядно, но наутро голова была, как всегда легка и наполнена неисполненными на сегодня делами. Все, как всегда, только февральское утро было странным образом не похоже на предыдущие, как и этот пешеходный маршрут к месту службы.
Николай Михайлович вдруг увидел, что идет по какой-то незнакомой улице: мэрия была уже почти рядом, но перед ней не было почему-то такой знакомой площадки, выложенной гладким булыжником, не было газона, и улица была не такой широкой, как прежде, — все вокруг было и похожим, и не похожим на все прежде почти родное за многие годы службы.
Внутри у Николая Михайловича было удивление, но… не было раздражения. Он подошел к массивной двери, которая всегда открывалась с большим трудом, но зато закрывалась всегда как-то весело, потянул за ручку, и дверь медленно стала открываться. Первый зам. вошел в небольшой коридорчик, в котором сбоку сегодня почему-то оказалась деревянная застекленная будка (раньше не было), в которой сидела не очень опрятно одетая пожилая женщина, а за ее спиной стоял довольно высокий пожилой мужчина в непонятной Николаю Михайловичу военизированной форме.
Женщина открыла небольшое окошечко и строго, поверх очков пристально посмотрела прямо в лицо первому заму.
Николай Михайлович просто опешил: он впервые за свою не короткую жизнь в этом учреждении увидел все, что открылось за дверью. Но женщина просто махнула ему рукой: мол, проходите, — и Николай Михайлович как-то безвольно шагнул в сторону, куда ему было указано.
Впереди была очень узкая лестница, она винтом уходила вверх и первому заму стало ясно, что он просто не протиснется между стеной и перилами лестницы: уж больно узок был проход.
Страница
1 из 3
1 из 3
