Добавить в моё избранное
573 мин, 12 сек 8270
Иди, никто не держит, скорее, даже наоборот.
— А ребенка я, по-твоему, на что кормить буду? — прошипела товаровед. — Или, думаешь, в наше время матери-одиночке легко устроиться? Да и одеваться хочется хорошо, тряпки покупать, парфюм. Сама, гляжу, не в обносках ходишь. Не иначе, от большого расположения руководства. Не зря ведь по вечерам задерживаешься. Что, нечем крыть?
Нечто темное внутри дрогнуло, рывком увеличилась, вытеснив собой остатки внушенных с детства запретов, ярость накрыла с головой. Рядом, скаля зубы, беснуется агрессивное животное: омерзительное, раздражающее, опасное. Рука взметнулась, ударила наотмашь. От хлесткой пощечины Валентину шатнуло. Ее глаза расширились, а лицо приняло обиженное выражение. Ладонь ударила вновь, на этот раз с другой стороны.
Товаровед вскрикнула, на щеках проступили багровые пятна. Выставив перед собой руки, она с воплем бросилась на обидчицу, норовя вцепиться в волосы. Ольга отступила в сторону, легко уйдя от нападения, вновь ударила. От жгучей боли товаровед завыла, повернулась. Дикий взгляд, лицо перекошено ненавистью и болью, рот распялен в крике. Она расставила руки, собираясь сгрести противницу в охапку, но Ольга успела раньше.
Милая, привлекательная девушка, с кем они, бывало, перебрасывались веселыми шутками, исчезла, уступив место отвратительной фурии. Где-то на задворках сознания остатки разума бессильно призывают остановиться, сдержать рвущийся изнутри гнев, не выплескивая на беспомощную женщину, виноватую лишь в том, что позволила себе нечестным путем ненамного увеличить скромный доход. Ведь можно решить по-другому, договориться, вынести предупреждение, лишить премии, наконец. Но все попытки тщетны. Пробудившийся зверь глух к доводам рассудка. Поднявшийся в душе вихрь ярости не укротить, лишь выплеснуть в убийственном танце, повергнуть, подчинить посмевшее противиться превосходящей воле существо.
Шаг навстречу. Лицо соперницы рывком приближается. Рука выстреливает без замаха, лишь в последнее мгновение, сжатые в кулак, пальцы распускаются, чтобы звонко впечататься в кожу лица открытой ладонью. Не разрушительный для внутренних тканей, но болезненный и унизительный удар, каким старшие награждают младших, провинившихся, но еще не достойных настоящего проявления силы.
Руки мелькают, раз за разом нанося хлесткие удары, хлопки пощечин сливаются в сплошной шум, а лицо противницы меняет цвет, наливаясь бардовым. Ее руки дергаются вверх, стремясь прикрыть голову, защититься от унизительной экзекуции. Два сильных шлепка, и они стремительно отдергиваются, повисают бессильными плетьми, пока голова продолжает мотаться из стороны в сторону.
Ярость уходит, а вместе с ней успокаивается зверь, удовлетворенный произошедшим. Ощущая, как горят ладони, Ольга поднесла руки к лицу, кожа покраснела, в двух местах пламенеют оставленные заколками ссадины, несколько мгновений всматривалась, затем опустила руки, перевела взгляд на соперницу.
Валентина стоит рядом, поникшая и несчастная. Лицо неотвратимо распухает, по щекам слезы проложили блестящие дорожки. Полуопущенные, веки дрогнули, замедленно поднялись, из глаз плеснуло такой горькой обидой и непониманием, что Ольга отшатнулась, не в силах выдержать исполненного немого укора взгляда.
— За что? — еле слышно выдохнула Виктория, с трудом шевеля распухшими губами.
Ощущая глубоко внутри слабое шевеление засыпающего зверя, Ольга подняла выпавшую во время схватки, и теперь лежащую сиротливым лоскутком на грязном полу накладную, указав взглядом на бумагу, сказала холодно:
— С этим вопрос закрыли. Но, на будущее, хорошенько подумай, прежде чем решишь поправить семейный бюджет подобным образом. Так легко уже не отделаешься.
Провожаемая испуганным взглядом товароведа, Ольга вышла из здания склада. Вернувшись, она застала Николая в самый разгар обеда. Вооружившись ложкой, он аккуратно, стараясь не расплескать, черпал из коробки с завтраком быстрого приготовления какие-то мутные ломтики. Услышав, как отворяется дверь, он воздел коробку над собой, воскликнул с подъемом:
— Лапшичка — объедение! Если поторопишься, так и быть, угощу.
Ольга прошла мимо, бросила не глядя:
— Обед закончен.
Николай возмутился:
— Как закончен, всего десять минут прошло?
— Будем спорить?
Желая возразить, Николай повернул голову, но, наткнувшись на предупреждающий взгляд Ольги, передумал, быстрее заработал ложкой, отчего, хлебнув лишнего, подавился. Наконец, прокашлявшись, он пробурчал:
— Я понимаю, зарплата от сделанного зависит, но и работать не жравши тоже как-то…
Он замолчал, уставился в монитор, послышался быстрый перестук клавиш. Недоеденный обед, забытый, остался стоять по правую руку, пока, случайным движением, Николай едва не расплескал остатки, после чего с недовольным ворчанием отнес коробку в мусорный бачок.
— А ребенка я, по-твоему, на что кормить буду? — прошипела товаровед. — Или, думаешь, в наше время матери-одиночке легко устроиться? Да и одеваться хочется хорошо, тряпки покупать, парфюм. Сама, гляжу, не в обносках ходишь. Не иначе, от большого расположения руководства. Не зря ведь по вечерам задерживаешься. Что, нечем крыть?
Нечто темное внутри дрогнуло, рывком увеличилась, вытеснив собой остатки внушенных с детства запретов, ярость накрыла с головой. Рядом, скаля зубы, беснуется агрессивное животное: омерзительное, раздражающее, опасное. Рука взметнулась, ударила наотмашь. От хлесткой пощечины Валентину шатнуло. Ее глаза расширились, а лицо приняло обиженное выражение. Ладонь ударила вновь, на этот раз с другой стороны.
Товаровед вскрикнула, на щеках проступили багровые пятна. Выставив перед собой руки, она с воплем бросилась на обидчицу, норовя вцепиться в волосы. Ольга отступила в сторону, легко уйдя от нападения, вновь ударила. От жгучей боли товаровед завыла, повернулась. Дикий взгляд, лицо перекошено ненавистью и болью, рот распялен в крике. Она расставила руки, собираясь сгрести противницу в охапку, но Ольга успела раньше.
Милая, привлекательная девушка, с кем они, бывало, перебрасывались веселыми шутками, исчезла, уступив место отвратительной фурии. Где-то на задворках сознания остатки разума бессильно призывают остановиться, сдержать рвущийся изнутри гнев, не выплескивая на беспомощную женщину, виноватую лишь в том, что позволила себе нечестным путем ненамного увеличить скромный доход. Ведь можно решить по-другому, договориться, вынести предупреждение, лишить премии, наконец. Но все попытки тщетны. Пробудившийся зверь глух к доводам рассудка. Поднявшийся в душе вихрь ярости не укротить, лишь выплеснуть в убийственном танце, повергнуть, подчинить посмевшее противиться превосходящей воле существо.
Шаг навстречу. Лицо соперницы рывком приближается. Рука выстреливает без замаха, лишь в последнее мгновение, сжатые в кулак, пальцы распускаются, чтобы звонко впечататься в кожу лица открытой ладонью. Не разрушительный для внутренних тканей, но болезненный и унизительный удар, каким старшие награждают младших, провинившихся, но еще не достойных настоящего проявления силы.
Руки мелькают, раз за разом нанося хлесткие удары, хлопки пощечин сливаются в сплошной шум, а лицо противницы меняет цвет, наливаясь бардовым. Ее руки дергаются вверх, стремясь прикрыть голову, защититься от унизительной экзекуции. Два сильных шлепка, и они стремительно отдергиваются, повисают бессильными плетьми, пока голова продолжает мотаться из стороны в сторону.
Ярость уходит, а вместе с ней успокаивается зверь, удовлетворенный произошедшим. Ощущая, как горят ладони, Ольга поднесла руки к лицу, кожа покраснела, в двух местах пламенеют оставленные заколками ссадины, несколько мгновений всматривалась, затем опустила руки, перевела взгляд на соперницу.
Валентина стоит рядом, поникшая и несчастная. Лицо неотвратимо распухает, по щекам слезы проложили блестящие дорожки. Полуопущенные, веки дрогнули, замедленно поднялись, из глаз плеснуло такой горькой обидой и непониманием, что Ольга отшатнулась, не в силах выдержать исполненного немого укора взгляда.
— За что? — еле слышно выдохнула Виктория, с трудом шевеля распухшими губами.
Ощущая глубоко внутри слабое шевеление засыпающего зверя, Ольга подняла выпавшую во время схватки, и теперь лежащую сиротливым лоскутком на грязном полу накладную, указав взглядом на бумагу, сказала холодно:
— С этим вопрос закрыли. Но, на будущее, хорошенько подумай, прежде чем решишь поправить семейный бюджет подобным образом. Так легко уже не отделаешься.
Провожаемая испуганным взглядом товароведа, Ольга вышла из здания склада. Вернувшись, она застала Николая в самый разгар обеда. Вооружившись ложкой, он аккуратно, стараясь не расплескать, черпал из коробки с завтраком быстрого приготовления какие-то мутные ломтики. Услышав, как отворяется дверь, он воздел коробку над собой, воскликнул с подъемом:
— Лапшичка — объедение! Если поторопишься, так и быть, угощу.
Ольга прошла мимо, бросила не глядя:
— Обед закончен.
Николай возмутился:
— Как закончен, всего десять минут прошло?
— Будем спорить?
Желая возразить, Николай повернул голову, но, наткнувшись на предупреждающий взгляд Ольги, передумал, быстрее заработал ложкой, отчего, хлебнув лишнего, подавился. Наконец, прокашлявшись, он пробурчал:
— Я понимаю, зарплата от сделанного зависит, но и работать не жравши тоже как-то…
Он замолчал, уставился в монитор, послышался быстрый перестук клавиш. Недоеденный обед, забытый, остался стоять по правую руку, пока, случайным движением, Николай едва не расплескал остатки, после чего с недовольным ворчанием отнес коробку в мусорный бачок.
Страница
82 из 177
82 из 177
