Добавить в моё избранное
410 мин, 18 сек 19201
Ему приснилась его комната, его стол — и человек в пыльном ишане, стремительно приблизившийся к этому столу — растрепанный, смуглый и скуластый. Человек протянул руку к листку со стихами. «Не трогай» — захотел, что есть силы, закричать Кир, но почему-то не закричал, а вихрастый уже читал листок, по-детски шевеля узкими губами. Дочитав, он обернулся к Киру и, глядя ему в глаза серьезно, без улыбки, поднял вверх большой палец.
— Неплохо… — сказал он чуть хриплым, юношеским голосом. — Хотя я ничего не понял… Это о той рыжеволосой танцовщице?
Скрываться не было смысла. Кир кивнул. Он вдруг догадался, кто его гость. Он сказал ему успокаивающе, как мальчику:
— Вы еще молоды, чтоб понимать такие вещи… До любви к женщине тоже нужно дорасти.
Вихрастый засмеялся.
— Уж в чем -в чем, а в женщинах я понимаю побольше твоего… Вот только стихов я никогда не писал — некогда было заниматься разной чепухой. Кто всерьез думает о вечности, тот платит ей дань настоящей, живой кровью, а не нацарапанными на шелке словами. — Он пристально поглядел на Кира.
— Мы с тобой все равно похожи. Любые слова и дела бывают вечными лишь тогда, когда они посвящены мертвым. И стихи тоже.
Кир посмотрел на гостя иронично, ответил просто и грубо:
— Не говори глупостей… Наделал бед с армией, а теперь… Моя Симона жива — понятно тебе?
Но тут Кир обнаружил, что говорит это самому себе: никакого Шихуанди в комнате не было. Надо же приснится такой чепухе! «Пусть придет другой сон»…— взмолился Кир. И другой сон пришел — он окутал его так же мягко и незаметно, как ночь каждый раз окутывает безвестные могилы. В нем, этом сне, в отличие от прошлого, все было взаправду. В нем колыхались на ветру сяньянские травы — сухие и жесткие, как волосы мертвых. В нем бледная, улыбающаяся Симона танцевала с белым венчиком на голове. В нем сидел, прислонившись к стене, так и никогда не увиденный Киром магистр Чжан Чжимань — в правой руке он зачем-то крепко сжимал нож, похожий на те, что носили эсэсовские вояки в фильмах про войну. В нем насмешливо улыбался Киру Император Цинь Шихуанди — отсюда, из глубины веков, больше всего похожий на растрепанного подростка.
— Неплохо… — сказал он чуть хриплым, юношеским голосом. — Хотя я ничего не понял… Это о той рыжеволосой танцовщице?
Скрываться не было смысла. Кир кивнул. Он вдруг догадался, кто его гость. Он сказал ему успокаивающе, как мальчику:
— Вы еще молоды, чтоб понимать такие вещи… До любви к женщине тоже нужно дорасти.
Вихрастый засмеялся.
— Уж в чем -в чем, а в женщинах я понимаю побольше твоего… Вот только стихов я никогда не писал — некогда было заниматься разной чепухой. Кто всерьез думает о вечности, тот платит ей дань настоящей, живой кровью, а не нацарапанными на шелке словами. — Он пристально поглядел на Кира.
— Мы с тобой все равно похожи. Любые слова и дела бывают вечными лишь тогда, когда они посвящены мертвым. И стихи тоже.
Кир посмотрел на гостя иронично, ответил просто и грубо:
— Не говори глупостей… Наделал бед с армией, а теперь… Моя Симона жива — понятно тебе?
Но тут Кир обнаружил, что говорит это самому себе: никакого Шихуанди в комнате не было. Надо же приснится такой чепухе! «Пусть придет другой сон»…— взмолился Кир. И другой сон пришел — он окутал его так же мягко и незаметно, как ночь каждый раз окутывает безвестные могилы. В нем, этом сне, в отличие от прошлого, все было взаправду. В нем колыхались на ветру сяньянские травы — сухие и жесткие, как волосы мертвых. В нем бледная, улыбающаяся Симона танцевала с белым венчиком на голове. В нем сидел, прислонившись к стене, так и никогда не увиденный Киром магистр Чжан Чжимань — в правой руке он зачем-то крепко сжимал нож, похожий на те, что носили эсэсовские вояки в фильмах про войну. В нем насмешливо улыбался Киру Император Цинь Шихуанди — отсюда, из глубины веков, больше всего похожий на растрепанного подростка.
Страница
113 из 113
113 из 113
