Похороны зеркала

Пусть выпускники школы магии обманывают доверчивых дур — их на свете много, очень много — должно быть, тут виновата ленивая человеческая природа… Однако, у всех этих дур и дураков есть то, чего нет у него — деньги. Хотя Чжан дал себе слово жить в столице настоящим аскетом — и старался по мере сил сдержать его, скудные сбережения почти полностью истаяли за два месяца учебы и последующие длинные дни бездействия. В следующем месяце предстояло платить за обучение — чем он должен платить? Попытаться снова гадать? Но как найти клиента никому не известному провинциалу, когда на каждом шагу имеется салон магии с вожделенным дипломом на стенке? Подгоняемый голодом и страхом быть отчисленным из «Школы», Чжан, пристроился, было, как в детстве, таскать чемоданы на центральном вокзале, но в первый же день его прогнали оттуда восвояси местные носильщики, предупредив, что тот, кто отнимает у другого чашку риса, рискует потерять последние зубы. Но удача все-таки, в конце концов, улыбнулась Чжану — недаром ведь он после всегда говорил, что в час его рождения светила были очень счастливо расположены в небе……

Однажды, шатаясь по огромному городскому кладбищу, расположенному в западной части города, (на могилах, особенно свежих, всегда было чем поживиться — тут оставляли ячменные лепешки и сладости), Чжан увидел похоронную процессию — потянув носом воздух, без труда понял, что хоронят самоубийцу — кроме резкого древесного запаха, от тела расходились горячие волны и приятно грели лицо. Высокая, заплаканная девушка — кровная родственница мертвого — теребила маленькими пальчиками кружевную косынку на пухлой, изящной шейке — до чего хороша, и, сразу видно, богачка! Могучий инстинкт пола — инстинкт молодого сильного животного непреодолимо притягивал взгляд Чжана к этому стройному тельцу в траурном платье, к распухшим губам и спелым, нежным векам — какая девушка! Вот если бы он был богат, то подошел бы к ней, усадил в свой автомобиль, а потом они остановились бы где-нибудь у безлюдной обочины — и тогда…! Чжан по привычке потряс головой — хотелось отогнать нелепые мысли, столь смешные в его нынешнем положении! Вздор, чушь! Не может она принадлежать ему и не будет она принадлежать ему — он мелковат и слишком потрепан для такого роскошного цветка! Но что она за чудо, и какое нежное, любящее сердце: вон как плачет о своем брате-самоубийце! Может быть, и Чжану покончить самоубийством? Это все-таки более благородный конец для мужчины, чем смерть от голода. Неужто небесные силы не сжалятся над сиротой? Ему стало до слез жалко себя. И в этот самый миг Чжан получил его — свое откровение свыше! Этим откровением стало лицо девушки, только что увиденной у свежей могилы: он зажмурил глаза и ясно увидел его мертвым, с рассеченной височной костью и некрасиво выпяченной нижней челюстью. Чжан снова, что есть силы, потряс головой — хотел отогнать наваждение, но не тут-то было: панорама его грез расширилась — теперь он видел не только безжизненное лицо девушки, но и все вокруг — примятую траву, покосившийся каменный столб, перевернутый розовый кабриолет, непонятного происхождения воду, разлитую вокруг — это походило на опрокинутый, гигантский стакан с веткой цветущей дикой сливы. Терять было нечего, ноги сами понесли его к красивой машине, припаркованной возле кладбища. Чжан на негнущихся ногах приблизился к незнакомке, опустил руки по швам и, боясь, что его перебьют и прогонят восвояси, выпалил: «Вы умрете следующей в роду, если только не избавитесь от этого проклятого кабриолета… Месяц спустя, он перевернется на восточной шанхайской дороге»… Чжан смотрел в удивленное, но совсем не испуганное лицо девушки — вблизи оно оказалось еще красивее: разрез покрасневших от слез глаз напоминал зеленоватый, еще не до конца созревший плод миндаля, щеки были белы и нежны, точно кость праведника. Он почувствовал, как замерли и оцепенели родственники, столпившиеся сиротливым полукругом, но не видел их: не было сил оторваться от этого восхитительного лица.

— Кто Вы? — после некоторого молчания спросила девушка. — Голос у нее был чуть низкий, с какой-то цыганской хрипотцой — и это создавало странный контраст с влажной, душистой белизной щек. — Почему Вы думаете, что я умру?

Чжан нагнулся, чтоб очистить правый ботинок от налипшей глины, но тут же снова выпрямился и уставился на нее.

— Я не думаю… — объяснил он. — Я знаю.

Чья-то тяжелая, бесцеремонная рука схватила его за рукав:

— Мы приносим свои извинения, юноша, но нам некогда слушать Ваши глупости: как видите, здесь не театр, а похороны…

Девушка сделала едва уловимый решительный жест рукой.

— Подождите… Садитесь со мной в машину, и по дороге расскажете все, что Вы знаете… Надеюсь, не боитесь? Кабриолет ведь, по Вашим словам, перевернется только спустя месяц, а доедем мы через час.

Гнусавый голос за спиной снова попытался возразить:

— Чжан, милая, умоляю Вас… Ну что за странные причуды — приглашать в машину этого магистра шарлатанских искусств?