410 мин, 18 сек 19186
Только несколькими часами позже, когда мы оба кинулись к повалившемуся набок лучнику из первого ряда (совсем мальчику!), я понял причину их страданий: земля в этом месте была усыпана мелкими осколками каких-то горных пород, и острые осколки эти, врезаясь в кожу, разрезали ее и ранили коленный сустав не хуже маленького ножичка.
Вот тебе и хваленая военная одежда! После этого случая с мальчиком мне самому сделалось нехорошо, и я предложил Пан Дину отпроситься у Янмина и пойти отдохнуть, благо, наше «русло» располагалось неподалеку. Признаюсь, у меня была корыстная мысль, что, если об отдыхе попросит Пан Дин, Янмин скорее отпустит нас… Но Пан Дин, как ни странно, отказался уходить, хотя устал и измучился не меньше моего — лицо его было бледным, лоб покрыт испариной, зрачки расширились. Я пошел один, и Янмин, напряженно наблюдавший за размещением очередного ряда, не глядя на меня, бросил: «Идите отдыхайте»…. Я без труда нашел наше огороженное забором поле (теперь оно, прежде представляющееся громадным, показалось маленьким и уютным по сравнению с тем полем, где сейчас стояли на коленях тысячи людей), едва добрался до своей комнаты в ганьлане и тут же забылся сном мертвого. Проснулся уже под вечер: солнце почти убралось за верхний край нашего забора и вот-вот должно было совсем исчезнуть за ним.
Я было испугался за свою долгую отлучку, но попытался успокоить себя тем, что Янмин ведь не указал точного времени, к которому мне нужно было вернуться. Быстро поспешил обратно, и чем ближе я подходил к Ястребиному полю, тем сильнее становилась моя тревога. Почему там такая тишина? Вдруг поле уже опустело, а люди, люди… Я не мог ничего придумать, и шагал сильнее, чтобы только унять дрожь, внезапно подступившую к отдохнувшим ногам. Издали мне почудилось, что поле покрылось могильными холмиками, тесно прижавшимися друг к другу, и лишь приблизившись, я понял, что это не холмики, а люди, стоящие на коленях. Да, так и есть — сплошь все (насколько хватало взгляда) было усеяно рассаженными в правильном порядке воинами. Пан Дин встретил меня вымученной улыбкой (теперь он выглядел даже бодрее — вероятно оттого, что жара к вечеру сильно упала), Янмин, проходя мимо, покосился в мою сторону, но ничего не сказал — и я, очень довольный, шмыгнул в сторону и начал приглядываться к тому, что творилось вокруг. Почти все воины уже были рассажены, и только три или четыре небольших подразделения все еще ожидали своей очереди, смирно построившись в стороне — теперь несчастные, изможденные солдаты довольно часто переминались с ноги на ногу, а некоторые и вовсе то и дело вертелись, как дети, — офицеры мало обращали внимания на эту ( вполне простительную, с моей точки зрения) вольность. Я посмотрел на сидящих в двух первых рядах ( с момента их размещения прошло уже около одиннадцати часов) — кто-то то и дело пытался ухватить клок травы — и тут же отдергивал руку, кто-то незаметно пощипывал свое бедро, вероятно, отгоняя сон, кто-то жадно глотал ставший прохладным воздух: должно быть, он отчасти заменял бедняге воду.
Ни у одного из воинов я не заметил в руках даже маленькой фляги с водой, не было видно в окрестностях и ни одного нужника для солдат, а, между тем, на лицах этих выносливых храбрецов не читалось и тени недовольства происходящим. Правда, Пан Дин, точно угадав мои мысли, шепнул: «Тут, когда Вы уходили, один солдат, молодой совсем, наверное, еще моложе меня, увидел Янмина и начал кричать: мол, это и есть тот самый Кантонец, он хочет нас всех прикончить»… «И что же?» — спросил я с живейшим любопытством и смутно шевельнувшимся страхом. Пан Дин сунул в рот травинку и принялся обсасывать ее, стараясь, как я понял, выглядеть беззаботным. «Да ничего особенного… Янмин (он стоял почти вплотную ко мне) наклонился к одному из своих людей и шепнул: «Быстро увести и прикончить». Тотчас к нему — ну к тому, кто кричал — подскочили двое, бережно вытащили из строя, повели»… «Ну а солдаты что?» — с замирающим сердцем поинтересовался я. «А что солдаты… Многие даже не повернули головы: я же говорю — дисциплина… Я видел, как один лучник толкнул другого и сказал вполголоса: « Малыш Лун опять перепился»…
Я пристально посмотрел на Пан Дина и увидел, что губы его дрожат. Хотел утешить его, но юноша уже отвернулся от меня. Спустя еще два часа (очень легких, по сравнению с дневными) все воины, наконец, были рассажены. Какое же громадное и жуткое зрелище предстало передо мною! Точно раздвинулась земля, посторонились небеса, исчез горизонт — и все для того, чтобы дать место безмолвным, спокойным людям, сидящим на коленях и готовым принять любую судьбу! В быстро опускающихся сумерках фигуры и лица первых рядов были видны отчетливо, те, кто позади их, уже выделялись, подобно стертым иероглифам при свете лампы, остальные обманывали глаза наблюдателя, превращаясь в холмы, мертвых зверей, поваленные деревья. Сзади неслышно подошел Янмин, сказал нам негромко: «Ну все, на сегодня представление окончено, отправляйтесь спать»… Я заморгал глазами, думая, что ослышался.
Вот тебе и хваленая военная одежда! После этого случая с мальчиком мне самому сделалось нехорошо, и я предложил Пан Дину отпроситься у Янмина и пойти отдохнуть, благо, наше «русло» располагалось неподалеку. Признаюсь, у меня была корыстная мысль, что, если об отдыхе попросит Пан Дин, Янмин скорее отпустит нас… Но Пан Дин, как ни странно, отказался уходить, хотя устал и измучился не меньше моего — лицо его было бледным, лоб покрыт испариной, зрачки расширились. Я пошел один, и Янмин, напряженно наблюдавший за размещением очередного ряда, не глядя на меня, бросил: «Идите отдыхайте»…. Я без труда нашел наше огороженное забором поле (теперь оно, прежде представляющееся громадным, показалось маленьким и уютным по сравнению с тем полем, где сейчас стояли на коленях тысячи людей), едва добрался до своей комнаты в ганьлане и тут же забылся сном мертвого. Проснулся уже под вечер: солнце почти убралось за верхний край нашего забора и вот-вот должно было совсем исчезнуть за ним.
Я было испугался за свою долгую отлучку, но попытался успокоить себя тем, что Янмин ведь не указал точного времени, к которому мне нужно было вернуться. Быстро поспешил обратно, и чем ближе я подходил к Ястребиному полю, тем сильнее становилась моя тревога. Почему там такая тишина? Вдруг поле уже опустело, а люди, люди… Я не мог ничего придумать, и шагал сильнее, чтобы только унять дрожь, внезапно подступившую к отдохнувшим ногам. Издали мне почудилось, что поле покрылось могильными холмиками, тесно прижавшимися друг к другу, и лишь приблизившись, я понял, что это не холмики, а люди, стоящие на коленях. Да, так и есть — сплошь все (насколько хватало взгляда) было усеяно рассаженными в правильном порядке воинами. Пан Дин встретил меня вымученной улыбкой (теперь он выглядел даже бодрее — вероятно оттого, что жара к вечеру сильно упала), Янмин, проходя мимо, покосился в мою сторону, но ничего не сказал — и я, очень довольный, шмыгнул в сторону и начал приглядываться к тому, что творилось вокруг. Почти все воины уже были рассажены, и только три или четыре небольших подразделения все еще ожидали своей очереди, смирно построившись в стороне — теперь несчастные, изможденные солдаты довольно часто переминались с ноги на ногу, а некоторые и вовсе то и дело вертелись, как дети, — офицеры мало обращали внимания на эту ( вполне простительную, с моей точки зрения) вольность. Я посмотрел на сидящих в двух первых рядах ( с момента их размещения прошло уже около одиннадцати часов) — кто-то то и дело пытался ухватить клок травы — и тут же отдергивал руку, кто-то незаметно пощипывал свое бедро, вероятно, отгоняя сон, кто-то жадно глотал ставший прохладным воздух: должно быть, он отчасти заменял бедняге воду.
Ни у одного из воинов я не заметил в руках даже маленькой фляги с водой, не было видно в окрестностях и ни одного нужника для солдат, а, между тем, на лицах этих выносливых храбрецов не читалось и тени недовольства происходящим. Правда, Пан Дин, точно угадав мои мысли, шепнул: «Тут, когда Вы уходили, один солдат, молодой совсем, наверное, еще моложе меня, увидел Янмина и начал кричать: мол, это и есть тот самый Кантонец, он хочет нас всех прикончить»… «И что же?» — спросил я с живейшим любопытством и смутно шевельнувшимся страхом. Пан Дин сунул в рот травинку и принялся обсасывать ее, стараясь, как я понял, выглядеть беззаботным. «Да ничего особенного… Янмин (он стоял почти вплотную ко мне) наклонился к одному из своих людей и шепнул: «Быстро увести и прикончить». Тотчас к нему — ну к тому, кто кричал — подскочили двое, бережно вытащили из строя, повели»… «Ну а солдаты что?» — с замирающим сердцем поинтересовался я. «А что солдаты… Многие даже не повернули головы: я же говорю — дисциплина… Я видел, как один лучник толкнул другого и сказал вполголоса: « Малыш Лун опять перепился»…
Я пристально посмотрел на Пан Дина и увидел, что губы его дрожат. Хотел утешить его, но юноша уже отвернулся от меня. Спустя еще два часа (очень легких, по сравнению с дневными) все воины, наконец, были рассажены. Какое же громадное и жуткое зрелище предстало передо мною! Точно раздвинулась земля, посторонились небеса, исчез горизонт — и все для того, чтобы дать место безмолвным, спокойным людям, сидящим на коленях и готовым принять любую судьбу! В быстро опускающихся сумерках фигуры и лица первых рядов были видны отчетливо, те, кто позади их, уже выделялись, подобно стертым иероглифам при свете лампы, остальные обманывали глаза наблюдателя, превращаясь в холмы, мертвых зверей, поваленные деревья. Сзади неслышно подошел Янмин, сказал нам негромко: «Ну все, на сегодня представление окончено, отправляйтесь спать»… Я заморгал глазами, думая, что ослышался.
Страница
99 из 113
99 из 113