Лошадь пришлось пристрелить. В самом деле, рано или поздно это было неизбежно. Прошагать столько с истертыми в кровь копытами смог бы далеко не каждый жеребец…
Добавить в моё избранное
373 мин, 33 сек 5449
Вороной красавец купленный у отставного офицера Северян еще три штата назад явно не ожидал такой глупой и негероической смерти, в противно пахнущем болоте. Сжираемый комарами и спотыкающийся от усталости на все четыре ноги конь последние пару дней не ел траву (видно местная приходилась ему не по вкусу) и шел почти бесшумно, лишь иногда позволяя себе как-то по человечески тоскливо и жалобно заржать.
Билли Твинсу было все равно. Он никогда не питал излишних чувств к лошадям, резонно полагая, что те не более чем средство передвижения, а значит и не заслуживают «живого» обращения. Твинс даже имен своим скакунам никогда не выдавал, плюя тем самым на обычаи лихих парней с Запада. Он гнал благородного рысака нещадно, хлеща его плеткой и день и ночь и делая остановки лишь на пару часов в день, на которых взмыленные бока животного поднимались и опадали также быстро как крылья стрекозы.
С одной стороны это было просто обидно лишиться коня как раз за пару жалких миль от Города, но с другой стороны это было огромной удачей, что злополучная ямка не подалась им на опасных болотистых тропах столь долго. Когда лошадь ломает ногу, то кость всегда выходит из тела не белой, а уже какой-то розоватой, словно кровь больного лейкемией. Билли часто задумывался над тем, почему цвет людских и лошадиных костей такой разный. Уж чего-чего, а развороченных трупов и первых и вторых он навидался за годы Войны предостаточно. Обычно он останавливался на мысли, что более тонкая структура кости лошади как бы впитывает в себя кровь, оттого и меняет цвет. Но кость торчащая из ноги его вороного жеребца была молочного цвета.
Что-то глубоко внутри подсказывало Биллу, что это некий знак. Он не отмахнулся от этого странного чувства-предостережения, ведь за годы опасностей он как никто другой научился слушать свой внутренний голос, не раз уже выручавший его из многих передряг.
Именно поэтому прежде чем размозжить коню череп выстрелом Твинс некоторое время постоял перед животным, заглядывая в его полные боли и страха глаза. Круглые черные глаза лошади.
«Скоро буду убивать людей… Да именно так… Скоро буду убивать людей. Ну и слава Богу! Наконец-то… Значит, он не уйдет. Значит все-таки в этом Городе. Я отрежу ему язык и запихну в задницу, а отрезанные яйца вставлю в рот как кляп и буду дооолго смотреть на его агонию. Куда дольше, чем на твою, милый коняшка « — Билли улыбнулся своим мыслям и взвел курок. Животное не успело даже дернуться от грохота выстрела, только усмирено затихло. Черное тело лошади прекратило судорожно сокращаться и рухнув сперва на колени, а затем повалившись на бок отдалось хлюпающей топи. «Ты чертовски по-человечески плакал и чертовски по-человечески умер, ворной. Странный ты был Зверь. Пожалуй награжу-ка я тебя именем… Посмертно. Ты будешь зваться Анжеликой, как звали мою первую.» Билли любил шутить со смертью. Причем чем грубей была шутка адресованная Старухе с Косой, тем лучше он себя чувствовал. Мысль назвать жеребца отдавшему ему все свои силы женским именем, показалось Твинсу забавной. Он двинулся к Городу, перезаряжая на ходу свой Кольт.
Сапоги утопали в грязи до половины, а сзади еще долго раздавалось мерзкое глухое хлюпанье погружавшегося в болото массивного мертвого тела.
«Интересный знак. Конь сломал ногу перед самым Городом. То есть все должно решиться именно здесь. Больше никаких бегств, никаких униженных скитаний по всем Штатам с Запада на Восток, с Юга на Север. Судьба говорит мне — войди в Город и сделай, что предначертано. Забавно. У судьбы тоже есть чувство юмора. И тоже связанное со Смертью. Так остроумно мосты назад на моей памяти еще никто не сжигал.» Билли улыбнулся и прибавил шагу. Где-то в впереди, в Городе, в Тумане его ждал Шаттерхенд. Шел 1865 год. Последний год Гражданской Войны, первый год от Божественного Пришествия.
Глава 1. Дурак
Погода стояла туманная. Было сыро и одновременно душно. В этих местах всегда было так. По мере приближения к городу туман сгущался, становился плотнее и уже перед самым Озером Толука нельзя было разглядеть дорогу ближе чем на 200 футов. Многие и такой туман принимали за необычный, но местным жителям было известно, что это далеко не предел и в самом городе из-за влажной дымки нельзя увидеть даже собственной вытянутой руки. Неизвестно кому пришла в голову мысль заложить город в столь неприглядном и плохо сочетающимся с людьми месте. Видно этот человек был большим шутником. Или идиотом. Однако, что самое странное в городе жили люди. И немало людей. И жили они довольно долго, хотя были людьми, а вовсе не рыбами или мокрицами. В городе было все, что так необходимо простой американской провинции — несколько салунов, дешевый мотель, ратуша, церковь, даже своя больница, несколько дюжин домиков. И тюрьма. Единственное, что отличало этот город от остальных затерянных в бескрайних американских просторах. «Самый большой военный лагерь на всем Северо-востоке США» — как гордо любил заявлять местный мэр на не столь уж частых городских собраниях.
Билли Твинсу было все равно. Он никогда не питал излишних чувств к лошадям, резонно полагая, что те не более чем средство передвижения, а значит и не заслуживают «живого» обращения. Твинс даже имен своим скакунам никогда не выдавал, плюя тем самым на обычаи лихих парней с Запада. Он гнал благородного рысака нещадно, хлеща его плеткой и день и ночь и делая остановки лишь на пару часов в день, на которых взмыленные бока животного поднимались и опадали также быстро как крылья стрекозы.
С одной стороны это было просто обидно лишиться коня как раз за пару жалких миль от Города, но с другой стороны это было огромной удачей, что злополучная ямка не подалась им на опасных болотистых тропах столь долго. Когда лошадь ломает ногу, то кость всегда выходит из тела не белой, а уже какой-то розоватой, словно кровь больного лейкемией. Билли часто задумывался над тем, почему цвет людских и лошадиных костей такой разный. Уж чего-чего, а развороченных трупов и первых и вторых он навидался за годы Войны предостаточно. Обычно он останавливался на мысли, что более тонкая структура кости лошади как бы впитывает в себя кровь, оттого и меняет цвет. Но кость торчащая из ноги его вороного жеребца была молочного цвета.
Что-то глубоко внутри подсказывало Биллу, что это некий знак. Он не отмахнулся от этого странного чувства-предостережения, ведь за годы опасностей он как никто другой научился слушать свой внутренний голос, не раз уже выручавший его из многих передряг.
Именно поэтому прежде чем размозжить коню череп выстрелом Твинс некоторое время постоял перед животным, заглядывая в его полные боли и страха глаза. Круглые черные глаза лошади.
«Скоро буду убивать людей… Да именно так… Скоро буду убивать людей. Ну и слава Богу! Наконец-то… Значит, он не уйдет. Значит все-таки в этом Городе. Я отрежу ему язык и запихну в задницу, а отрезанные яйца вставлю в рот как кляп и буду дооолго смотреть на его агонию. Куда дольше, чем на твою, милый коняшка « — Билли улыбнулся своим мыслям и взвел курок. Животное не успело даже дернуться от грохота выстрела, только усмирено затихло. Черное тело лошади прекратило судорожно сокращаться и рухнув сперва на колени, а затем повалившись на бок отдалось хлюпающей топи. «Ты чертовски по-человечески плакал и чертовски по-человечески умер, ворной. Странный ты был Зверь. Пожалуй награжу-ка я тебя именем… Посмертно. Ты будешь зваться Анжеликой, как звали мою первую.» Билли любил шутить со смертью. Причем чем грубей была шутка адресованная Старухе с Косой, тем лучше он себя чувствовал. Мысль назвать жеребца отдавшему ему все свои силы женским именем, показалось Твинсу забавной. Он двинулся к Городу, перезаряжая на ходу свой Кольт.
Сапоги утопали в грязи до половины, а сзади еще долго раздавалось мерзкое глухое хлюпанье погружавшегося в болото массивного мертвого тела.
«Интересный знак. Конь сломал ногу перед самым Городом. То есть все должно решиться именно здесь. Больше никаких бегств, никаких униженных скитаний по всем Штатам с Запада на Восток, с Юга на Север. Судьба говорит мне — войди в Город и сделай, что предначертано. Забавно. У судьбы тоже есть чувство юмора. И тоже связанное со Смертью. Так остроумно мосты назад на моей памяти еще никто не сжигал.» Билли улыбнулся и прибавил шагу. Где-то в впереди, в Городе, в Тумане его ждал Шаттерхенд. Шел 1865 год. Последний год Гражданской Войны, первый год от Божественного Пришествия.
Глава 1. Дурак
Погода стояла туманная. Было сыро и одновременно душно. В этих местах всегда было так. По мере приближения к городу туман сгущался, становился плотнее и уже перед самым Озером Толука нельзя было разглядеть дорогу ближе чем на 200 футов. Многие и такой туман принимали за необычный, но местным жителям было известно, что это далеко не предел и в самом городе из-за влажной дымки нельзя увидеть даже собственной вытянутой руки. Неизвестно кому пришла в голову мысль заложить город в столь неприглядном и плохо сочетающимся с людьми месте. Видно этот человек был большим шутником. Или идиотом. Однако, что самое странное в городе жили люди. И немало людей. И жили они довольно долго, хотя были людьми, а вовсе не рыбами или мокрицами. В городе было все, что так необходимо простой американской провинции — несколько салунов, дешевый мотель, ратуша, церковь, даже своя больница, несколько дюжин домиков. И тюрьма. Единственное, что отличало этот город от остальных затерянных в бескрайних американских просторах. «Самый большой военный лагерь на всем Северо-востоке США» — как гордо любил заявлять местный мэр на не столь уж частых городских собраниях.
Страница
1 из 99
1 из 99
