Добавить в моё избранное
373 мин, 33 сек 5493
Билли Твинс плакал как маленький ребенок и держал юную пленницу Боли за руку.
Не надо… — очень серьезно и строго проговорила она. — Не надо, Билл. Ты уже не ребенок… Не нужно этих слез, мне сейчас куда хуже чем тебе, но я ведь не плачу… Мне так надоели слезы. От них никогда не бывает спокойней и лучше. Перестань, — она требовательно посмотрела на него, затем развернулась и пошла куда-то в сторону одного из деревьев. Твинс устыдился этого постыдного проявления чувств. Быстро проведя ладонью по лицу, он смахнул непрошеные слезы и вдохнул свежий, полный приятных запахов воздух полной грудью. «Ой-ей, братец! Так бездарно опозорится перед ребенком. Ты стал серьезно сдавать. Так мы с тобою долго не протянем» — язвил где-то очень, очень далеко и почти не слышно Уильям. Сейчас, здесь у него было власти над Биллом. Он шел за закованной в цепи девчонкой, куда-то вперед и с каждым новым шагом его старые раны будто зарастали, стягивались. Измученные нервы, которым нужно было все время быть прочнее стали, начали не спеша расслабляться.
Где мы, Анжелика? — спросил Твинс у девочки, вкладывая, как и при первой встрече, в свои слова как можно больше теплоты и уверенности.
НЕ здесь и НЕ сейчас. Это самое главное… Это все обман, пустышка. Пустышка может быть страшной, а может и красивой, но она все равно останется НЕ настоящей, — не оборачиваясь, отвечала ему девочка, плавно шагая по ковру опавшей листвы. Звон цепей периодически перебивался каким-то урчанием трубчатого механизма на ее голове, от которого Анжелика замирала и, чуть сгибаясь, начинала мелко дрожать. Билл был рад тому, что не видел в эти моменты ее лица.
А где ты ЗДЕСЬ И СЕЙЧАС?
Ответь сначала где ты…
Я… Лежу на поляне, где-то посреди болот, далеко от Города. Вокруг меня еще очень много людей… Но они уже не смогут подняться… — Твинс вспомнил о бое, о Капитане Гудбое, о странном индейце и Шатерхенде и сильно пожалел, что ему придется рано или поздно уйти из этой сказки.
Да… — она также, не оборачиваясь кивнула. — Я вижу… Их убил ты. Это плохо. Но я, наверное, не могу тебя строго судить, я ведь и сама порою убиваю… — эти слова, произнесенные тихим детским голосом, ранили сердце Твинса, как осколок стекла. А еще он вспомнил историю десятилетнего снайпера Гудбоя… Ребенок-убийца, это даже страшнее чем ребенок, закованный в ржавые цепи.
Не думай сейчас об этом. Не нужно этого холода. Его и так всегда слишком много. Лучше смотри на меня, тебе это нравится — Анжелика обернулась к Биллу и попыталась улыбнуться еще раз. У нее не очень то получилось… — Я… Здесь и Сейчас, я в темном подвале. Не знаю где он. Не помню. Он похож на сырой, душный колодец. Там очень много ржавых труб и откуда-то постоянно капает вода. Там бегают крысы и какие-то сороконожки… Белые как гной черви с лапками… Здесь и Сейчас я не могу двигаться, потому что мои руки и ноги стянуты крепкими ремнями. Я привязана к койке уже… уже очень долго… Платье мое там почти истлело в прах… И никаких цепей, это все я уже выдумала сама, — девушка приподняла руки, указывая на постоянно лязгающие металлические кольца. — Я не люблю бывать Там, но я понимаю, что только то, что находится в этом проклятом подвале НАСТОЯЩЕЕ. А еще меня там иногда навещает Мать, — произнеся это слово самым бесцветным и лишенным эмоций голосом, Анжелика подошла к дуплу одного из огромных, необъятных дубов и вытащила оттуда кукольный домик. Затем принялась расставлять фигурки людей по комнатам.
Мать… Те странные люди, они тоже говорили что-то о Матери… Ты не знаешь связано ли как-то это все?
В этом мире вообще ВСЕ связанно… Но я не знаю ничего ни об ИХ Матери, ни о Кзулчибаре, которого ты так боишься… Если бы кто-то из них попал сюда, я может быть смогла бы ответить на твои вопросы. Но в этих кошмарах ты мой единственный гость.
Но ведь тебе в твоих снах бывает не только плохо, верно? И потом тебя защищает этот Голем… Почему бы тебе не уйти в них навсегда? — Билл подошел ближе и стал внимательно рассматривать игру девочки.
Сны всегда прекращаются… Рано или поздно… — глухо отвечала она, не отрывая рук от тряпичных кукол.
Не надо… — очень серьезно и строго проговорила она. — Не надо, Билл. Ты уже не ребенок… Не нужно этих слез, мне сейчас куда хуже чем тебе, но я ведь не плачу… Мне так надоели слезы. От них никогда не бывает спокойней и лучше. Перестань, — она требовательно посмотрела на него, затем развернулась и пошла куда-то в сторону одного из деревьев. Твинс устыдился этого постыдного проявления чувств. Быстро проведя ладонью по лицу, он смахнул непрошеные слезы и вдохнул свежий, полный приятных запахов воздух полной грудью. «Ой-ей, братец! Так бездарно опозорится перед ребенком. Ты стал серьезно сдавать. Так мы с тобою долго не протянем» — язвил где-то очень, очень далеко и почти не слышно Уильям. Сейчас, здесь у него было власти над Биллом. Он шел за закованной в цепи девчонкой, куда-то вперед и с каждым новым шагом его старые раны будто зарастали, стягивались. Измученные нервы, которым нужно было все время быть прочнее стали, начали не спеша расслабляться.
Где мы, Анжелика? — спросил Твинс у девочки, вкладывая, как и при первой встрече, в свои слова как можно больше теплоты и уверенности.
НЕ здесь и НЕ сейчас. Это самое главное… Это все обман, пустышка. Пустышка может быть страшной, а может и красивой, но она все равно останется НЕ настоящей, — не оборачиваясь, отвечала ему девочка, плавно шагая по ковру опавшей листвы. Звон цепей периодически перебивался каким-то урчанием трубчатого механизма на ее голове, от которого Анжелика замирала и, чуть сгибаясь, начинала мелко дрожать. Билл был рад тому, что не видел в эти моменты ее лица.
А где ты ЗДЕСЬ И СЕЙЧАС?
Ответь сначала где ты…
Я… Лежу на поляне, где-то посреди болот, далеко от Города. Вокруг меня еще очень много людей… Но они уже не смогут подняться… — Твинс вспомнил о бое, о Капитане Гудбое, о странном индейце и Шатерхенде и сильно пожалел, что ему придется рано или поздно уйти из этой сказки.
Да… — она также, не оборачиваясь кивнула. — Я вижу… Их убил ты. Это плохо. Но я, наверное, не могу тебя строго судить, я ведь и сама порою убиваю… — эти слова, произнесенные тихим детским голосом, ранили сердце Твинса, как осколок стекла. А еще он вспомнил историю десятилетнего снайпера Гудбоя… Ребенок-убийца, это даже страшнее чем ребенок, закованный в ржавые цепи.
Не думай сейчас об этом. Не нужно этого холода. Его и так всегда слишком много. Лучше смотри на меня, тебе это нравится — Анжелика обернулась к Биллу и попыталась улыбнуться еще раз. У нее не очень то получилось… — Я… Здесь и Сейчас, я в темном подвале. Не знаю где он. Не помню. Он похож на сырой, душный колодец. Там очень много ржавых труб и откуда-то постоянно капает вода. Там бегают крысы и какие-то сороконожки… Белые как гной черви с лапками… Здесь и Сейчас я не могу двигаться, потому что мои руки и ноги стянуты крепкими ремнями. Я привязана к койке уже… уже очень долго… Платье мое там почти истлело в прах… И никаких цепей, это все я уже выдумала сама, — девушка приподняла руки, указывая на постоянно лязгающие металлические кольца. — Я не люблю бывать Там, но я понимаю, что только то, что находится в этом проклятом подвале НАСТОЯЩЕЕ. А еще меня там иногда навещает Мать, — произнеся это слово самым бесцветным и лишенным эмоций голосом, Анжелика подошла к дуплу одного из огромных, необъятных дубов и вытащила оттуда кукольный домик. Затем принялась расставлять фигурки людей по комнатам.
Мать… Те странные люди, они тоже говорили что-то о Матери… Ты не знаешь связано ли как-то это все?
В этом мире вообще ВСЕ связанно… Но я не знаю ничего ни об ИХ Матери, ни о Кзулчибаре, которого ты так боишься… Если бы кто-то из них попал сюда, я может быть смогла бы ответить на твои вопросы. Но в этих кошмарах ты мой единственный гость.
Но ведь тебе в твоих снах бывает не только плохо, верно? И потом тебя защищает этот Голем… Почему бы тебе не уйти в них навсегда? — Билл подошел ближе и стал внимательно рассматривать игру девочки.
Сны всегда прекращаются… Рано или поздно… — глухо отвечала она, не отрывая рук от тряпичных кукол.
Страница
44 из 99
44 из 99
