Тихий Холм 1865

Я уйду Чистым… Он заставил меня расплатится за все… За все что совершил и за то что не совершил… Я вспомнил все свои грехи… ВСЕ! А их у меня немало, сам знаешь… Меня уже не страшит Ад, ведь я теперь знаю как он выглядит… Это такой же Город, укутанный в Туман. Но искреннее раскаяние, раскаяние во всем свершенном и несовершенном, оно ведь даст мне шанс на Чистилище? Ведь даст, Билл? Билл? Ведь не зря я не смог наложить на себя руки… Я слышал, что такое не прощается там… наверху… — и снова эта убийственная многоликость, калейдоскоп чувств отраженных лишь в одном глазе, нервное сокращение обнаженных мышц лица.

Ты… Ты получил по заслугам! Ты заслуживаешь большего наказания, тварь! Ты ведь знаешь, за что я преследую тебя? Это расплата… За брата и за сотни других погубленных людей.

Нет… Не сотни… Я убивал в своей жизни только 33 раза… Я вспомнил их всех… Не знал всех имен, но вспомнил лица… Палач заставил меня вспомнить. Я раскаялся даже в том, что воровал в детстве яблоки из сада соседей… Раскаялся в том, что причинил много мук матери, когда появился на свет… Я очистился, Билл, у меня не было иного выхода. Палач не давал мне умереть и я видел как погибали они все… Все ребята, с которыми я столько пережил… Весело и грешно провел с ними всю жизнь… И Длинный Джон, и Вик, и Картавый, и малыш Джимми, и мистер Хоскинс, и Арнольд-Крыса — он все называл и называл имена и клички своих замученных бойцов. Он помнил их всех, и, произнося каждое новое имя, он ронял на открытую щеку обжигающе соленую слезу. Лишенный души Шатерхенд совершенно искренне ПЛАКАЛ. И полз вперед, продолжая свой безумный монолог.

Черт бы побрал этого доморощенного очкарика! Он дал нам денег… Очень много денег. Попросил разобраться с разной грязной работенкой, грохнуть священника, припугнуть шерифа… Я понимал, что это слишком большая плата, за такой простой труд, но купился… Купился и поехал сюда, собрав всех кого смог. Мы заплутали в Тумане, лошади начали странно себя вести… И эти дикие невиданные звери… Краснокожие… от этого мы еще могли отбиться, но даже мои ребята ничего не могли сделать со сводившим их с ума Отчаянием этих мест… Это Отчаяние было не временным смятением чувств… Оно было материально. Оно воплотилось в Палача и его ловких красных прихвостней. И мертвый, пустой Город из которого НЕТ выхода, кроме смерти от веревки или огромного ржавого ножа. Если бы можно было все вернуть… Если бы можно было все вернуть… Я бы послал этого Винсента к дьяволу и нога бы моя не ступила на эти проклятые болота! — «Винсент?» — ненадолго вспыхнула в голове у Твинса догадка, но тут же погасла, заглушенная новыми речами вбитого в землю Шатерхенда. — Я бы раздал все свои деньги и ушел бы в первый же полевой госпиталь, вынимать пули из раненых… Да я жил неправильно, но разве я заслужил ЭТО? Заслужил этот Страх и эту неземную, не оставляющую меня ни на один миг Боль? Заслужил ли я встречу с Палачом?

Ты заслуживаешь большего… — повторил на этот раз шепотом Билл. Хотя в его словах не было прежней уверенности. Вся его вера в святую праведность мести осталась теперь только у Уильяма, и Твинс знал, что брат не позволит ему ошибиться. Металлический скрежет, не прекращавшийся с того самого момента как он вошел в Город, сейчас только усилился и звучал в унисон с тихим голосом Бена.

Я… Я готов… Я чист… Я приму смерть… сейчас — главарь западной шайки уже был почти у самых ног Билла, его ладонь разжалась, выронив нехитрый инструмент, а пальцы схватились за край штанов Твинса. — Давай же! Ну давай! Я ждал этого, я молился об этом! Только не Палач… Хоть сам дьявол, но только не он! Уведи меня из этого города куда угодно, хоть в Ад… Давай Билл, я же прошу тебя! — Твинс брезгливо одернул ногу и Ресуректор снова упал лицом в грязь. Он плакал и пытался подползти ближе. «Какой же отвратительной и жалкой может быть Месть… Избавление избитого калеки от мучений, только и всего… Уильям, это правильно? Так надо? Так должно быть?» — Биллу нужен был сейчас совет и помощь. «Да, брат… Подними его с земли, пусть встречает свою судьбу стоя, глядя тебе в глаза. Я хочу чтобы он хорошенько запомнил перед смертью твое лицо… Наше лицо»… — ледяным тоном процедил Уильям и Твинс подчинился, подняв кольт.

Ты должен знать за что подыхаешь, животное. Поднимись и скажи это! — приказал распростертому на земле Шатерхенду Твинс. Тот только скулил и всхлипывал, протягивая руку к Биллу, словно тот был Спасителем, а вовсе не Убийцей. — ВСТАТЬ! — закричал Твинс, распаляя себя перед этим последним выстрелом. Ресуректор пытался оторваться от земли, но в его жалком истерзанном теле просто не оставалось на это сил. Наконец он кое-как подтянул под себя искривленные ноги и приподнялся на колени, опираясь дрожащей рукой о булыжник. Лицо его было опущено вниз, из левого, плотно зажмуренного глаза капали слезы.

Смотри в глаза! Говори! — не унимался Твинс. Его рука слегка подрагивала, хотя решимости с каждой секундой становилось все больше и больше.