Добавить в моё избранное
373 мин, 33 сек 5544
На ней лежала изможденная, истерзанная постаревшая на много-много лет Анжелика. Он не узнал ее. Она была обнажена и выглядела даже хуже чем Шатерхенд, во время их встречи в французской колонии. Все в ее теле было мертво, кроме стеклянных глаз. Они бешено бегали из стороны в сторону, и в них застыла чистая и незамутненная Боль.
Зал, в котором они находились, более всего напоминал заброшенную котельную. Ничего такого уж необычного, кроме садисткой машины и измученной девочки, прижатой ремнями к койке, из головы которой торчала целая железная корона. Подонок Николай, наверное очень гордился этим своим детищем… Не Анжеликой нет… Механизмом из которого в мозг поступала кислота и еще какая-то дрянь… Механизмом, превращающим жизнь в невыносимую пытку. Ткань реальности здесь еще почему-то не была изорвана в клочья. Какие-то процессы еще не были завершены. Морозов быстро крутил какой-то вентиль, его сияющие глаза прищурено наблюдали за реакцией девушки. Твинс понимал, что можно на него даже и не смотреть, он был сейчас бесполезен, к тому же вмещаясь в сложную работу, Билл рисковал лишь ускорить наступление Нового порядка. Но он не знал, не чувствовал, что нужно сделать, чтобы все это остановить. Его колени дрожали, тело еще не успело забыть прикосновение осклизлых рук демонов, в ушах застыло пение сотен гармошек. Он стоял и ничего не предпринимал, не зная, не понимая, как же ему поступить… В голове метались обрывки чужих голосов… Чужих мыслей… блаженный голос Ресуректора: «Я прощаю тебя, Билли, ты все же славный парень… И вовсе не такой плохой, каким хочешь быть» — не то! Николай — «Я не боюсь людей… А Бога нет!» — снова не то! Хриплая речь шерифа: «Убей доктора! Он смертен, ты можешь, убей доктора! Нет ничего вернее меткого выстрела, давай же иначе»… — нет! Пробивающийся словно сквозь толщу воды шепот Дженифер: «Спаси мою дочь! Спаси мою дочь, я прошу тебя… Новый Мир ужасен, тут нет Смерти, но и Жизни тоже нет, я уже видела, я знаю, спаси, молю тебя!!!» — НЕТ! Пустое, пустое, пустое… Билл сглотнул, облизал губы, перевел ствол на не замечающего его Морозова, затем решил перебить эти чертовы шланги, но он не был уверен… не был уверен… ему не хватало решимости Уильяма. И словно по его просьбе брат вышел из темного угла комнаты и стал перед лежащей Анжеликой. Он заслонил ее тусклого света расставленных по углам керосиновых ламп, от жара труб и от капающей сверху воды. Он будто бы оберегал и охранял ее.
Еще один голос из темноты, уверенный, спокойный и безгранично мудрый, прорывающийся сквозь мрак времени и сомнений: «Вещи часто не такие, какими они кажутся… Иногда высшей Любовью может быть только Жестокость» — сказал Экзальчибуте.
И тогда Билл решился. Он знал, что нужно делать. Брат обернулся, взглянул на него… Боже сколько же всего было в этом взгляде! И презрение, и ненависть, и мольба, и жалость, и насмешливое «Не сможешь!» и угрожающее «Не смей!»… Но Твинс выстрелил. Пуля прошла сквозь тело Уильяма и раздробила грудь лежащей позади него Анжелики… Девушка легко, очень легко вздохнула. Затем, порвав в агонии крепкие кожаные ремни, стянувшие слабую грудь приподнялась. Прошептала в пустоту: «Спасибо»…
А затем снова откинулась в бессилье на твердую койку. Навсегда. Дикий крик вырвался одновременно из груди Уильяма и Николая. Они оба кинулись к телу, пытаясь остановить кровь, пытаясь изменить что-то… Но было уже поздно…
Твинс сполз по стене на пол… Он не чувствовал ничего… Как сквозь сон он едва различал, как Уильям растворяется в тусклом свете, как доктор Морозов снова кидается к своим вентилям, как что-то крутит, как из пробитой груди Любимой на пол стекает кровь… Кровь… Красное марево застилало его взор, из-за стен раздавались радостные возгласы людей… Там за стеной всходило Солнце. Настоящее… Там в страхе убегали и вспарывали сами себе животы индейцы… Там весело трезвонил колокол… Там начинался новый день Старого Мира… Биллу не было до этого никакого дела… Он был выпотрошен. Уничтожен. Он был абсолютно пуст. А на пол по-прежнему стекала красная кровь.
Перед тем как отключиться, он краем глаза заметил, как Лобсель Вис, выкрикивая что-то на своем родном русском, схватил одну из керосиновых ламп и вылил на себя пылающую смесь. Запахло жаренным мясом. В полубреду ему чудилось, будто охваченный пламенем доктор, сильно тряся головой от боли, уползает вверх по вертикальной стене к потолку…
Красный Финал. Необратимость
Он открыл глаза. Не спеша приподнялся. Вокруг продолжало бушевать пламя. Жадный огонь быстро перекинулся на стены. Из старой котельной будто разом вытряхнули всю скопившуюся за много лет сырость. «Огонь… Снова Огонь… Тут так много Огня»… По ногам, тихо попискивая, бежали крысы. Они не хотели погибать, не хотели задыхаться в этой гари. Они бежали к Выходу. К Свободе. К старой трухлявой лестнице, к испещренной щелями двери, наружу. С той стороны кто-то громко стучал, чуть не срывая дверь с петель.
Зал, в котором они находились, более всего напоминал заброшенную котельную. Ничего такого уж необычного, кроме садисткой машины и измученной девочки, прижатой ремнями к койке, из головы которой торчала целая железная корона. Подонок Николай, наверное очень гордился этим своим детищем… Не Анжеликой нет… Механизмом из которого в мозг поступала кислота и еще какая-то дрянь… Механизмом, превращающим жизнь в невыносимую пытку. Ткань реальности здесь еще почему-то не была изорвана в клочья. Какие-то процессы еще не были завершены. Морозов быстро крутил какой-то вентиль, его сияющие глаза прищурено наблюдали за реакцией девушки. Твинс понимал, что можно на него даже и не смотреть, он был сейчас бесполезен, к тому же вмещаясь в сложную работу, Билл рисковал лишь ускорить наступление Нового порядка. Но он не знал, не чувствовал, что нужно сделать, чтобы все это остановить. Его колени дрожали, тело еще не успело забыть прикосновение осклизлых рук демонов, в ушах застыло пение сотен гармошек. Он стоял и ничего не предпринимал, не зная, не понимая, как же ему поступить… В голове метались обрывки чужих голосов… Чужих мыслей… блаженный голос Ресуректора: «Я прощаю тебя, Билли, ты все же славный парень… И вовсе не такой плохой, каким хочешь быть» — не то! Николай — «Я не боюсь людей… А Бога нет!» — снова не то! Хриплая речь шерифа: «Убей доктора! Он смертен, ты можешь, убей доктора! Нет ничего вернее меткого выстрела, давай же иначе»… — нет! Пробивающийся словно сквозь толщу воды шепот Дженифер: «Спаси мою дочь! Спаси мою дочь, я прошу тебя… Новый Мир ужасен, тут нет Смерти, но и Жизни тоже нет, я уже видела, я знаю, спаси, молю тебя!!!» — НЕТ! Пустое, пустое, пустое… Билл сглотнул, облизал губы, перевел ствол на не замечающего его Морозова, затем решил перебить эти чертовы шланги, но он не был уверен… не был уверен… ему не хватало решимости Уильяма. И словно по его просьбе брат вышел из темного угла комнаты и стал перед лежащей Анжеликой. Он заслонил ее тусклого света расставленных по углам керосиновых ламп, от жара труб и от капающей сверху воды. Он будто бы оберегал и охранял ее.
Еще один голос из темноты, уверенный, спокойный и безгранично мудрый, прорывающийся сквозь мрак времени и сомнений: «Вещи часто не такие, какими они кажутся… Иногда высшей Любовью может быть только Жестокость» — сказал Экзальчибуте.
И тогда Билл решился. Он знал, что нужно делать. Брат обернулся, взглянул на него… Боже сколько же всего было в этом взгляде! И презрение, и ненависть, и мольба, и жалость, и насмешливое «Не сможешь!» и угрожающее «Не смей!»… Но Твинс выстрелил. Пуля прошла сквозь тело Уильяма и раздробила грудь лежащей позади него Анжелики… Девушка легко, очень легко вздохнула. Затем, порвав в агонии крепкие кожаные ремни, стянувшие слабую грудь приподнялась. Прошептала в пустоту: «Спасибо»…
А затем снова откинулась в бессилье на твердую койку. Навсегда. Дикий крик вырвался одновременно из груди Уильяма и Николая. Они оба кинулись к телу, пытаясь остановить кровь, пытаясь изменить что-то… Но было уже поздно…
Твинс сполз по стене на пол… Он не чувствовал ничего… Как сквозь сон он едва различал, как Уильям растворяется в тусклом свете, как доктор Морозов снова кидается к своим вентилям, как что-то крутит, как из пробитой груди Любимой на пол стекает кровь… Кровь… Красное марево застилало его взор, из-за стен раздавались радостные возгласы людей… Там за стеной всходило Солнце. Настоящее… Там в страхе убегали и вспарывали сами себе животы индейцы… Там весело трезвонил колокол… Там начинался новый день Старого Мира… Биллу не было до этого никакого дела… Он был выпотрошен. Уничтожен. Он был абсолютно пуст. А на пол по-прежнему стекала красная кровь.
Перед тем как отключиться, он краем глаза заметил, как Лобсель Вис, выкрикивая что-то на своем родном русском, схватил одну из керосиновых ламп и вылил на себя пылающую смесь. Запахло жаренным мясом. В полубреду ему чудилось, будто охваченный пламенем доктор, сильно тряся головой от боли, уползает вверх по вертикальной стене к потолку…
Красный Финал. Необратимость
Он открыл глаза. Не спеша приподнялся. Вокруг продолжало бушевать пламя. Жадный огонь быстро перекинулся на стены. Из старой котельной будто разом вытряхнули всю скопившуюся за много лет сырость. «Огонь… Снова Огонь… Тут так много Огня»… По ногам, тихо попискивая, бежали крысы. Они не хотели погибать, не хотели задыхаться в этой гари. Они бежали к Выходу. К Свободе. К старой трухлявой лестнице, к испещренной щелями двери, наружу. С той стороны кто-то громко стучал, чуть не срывая дверь с петель.
Страница
93 из 99
93 из 99
